Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 В епифанской деревне мы тогда только что отдохнули и пробыли половину суток, но не мешкая более пустились далее, и ехали в сей раз чрез Епифань и селения Красное, Архангельское, Дриски, Дивилкн, Змеево, Рановы–верхи, Муравеино и городок Ранибург.

 На сей дороге не случилось с нами ничего особливого. Я любовался только прекрасными местоположениями сперва в городе Епифане и красивым его собором, а потом в селе Архангельском, принадлежавшем тогда вдове Толстой. Редко где можно найтить другое подобное сему и выгодное и красивое положение места.

 Селение сие расположено низко, в преглубокой и широкой извившейся долине, по берегу протекающей по ней прекрасными и пышными изгибами реки Табалы, окруженной рощицами, и видно во всем пространстве и обширности своей, как на ладони, и противолежащей и превысокой горы, на верху которой, и власно как над деревнею, стоял господский дом и изрядная каменная церковь, окруженная сзади прекрасною и высокою дубовою рощею. Дорога, прошед сквозь рощу сию, идет подле самого сего дома и церкви, и путешественник имеет удовольствие видеть пред собою глубоко внизу все селение и любоваться особливостию и красою положения места.

 В селе Муравеине не мог я довольно надивиться несчетному почти множеству хлебных скирдов, которыми набиты были два хлебника. Многие из них были так стары, что совсем развалились и ни к чему уже не годны сделались. Любопытствуя узнать, кому б угодно было так хозяйствовать и чье было превеликое село сие, услышали мы, что принадлежало оно какому–то генералу князю Щербатову. В Раненбурге мы сей раз не останавливались и проехали оное мимо, и я только что взглянул на места, где некогда происходили важные происшествия.

 Из города Козлова поворачивали мы также вправо и заезжали в мою деревнишку. Тут были мы опять у дяди жены моей, Александра Григорьевича Каверина, и застали его почти на дороге отезжавшего в свою каширскую деревню. Написавши с ним к домашним своим письма и переночевав у своих мужиков, пустились мы далее и без всяких особливых происшествий приехали в Тамбов, а оттуда, пробравшись сквозь Денской лес, а потом чрез Рассказовскую степь, доехали благополучно и до своей деревни.

 Мы нашли ее в сей раз весьма в худом состоянии; от двухлетнего сряду неурожая хлеба, мужиченки наши, которые и без того не так, как другие добрые люди были, очень, очень поопустились. Все дворы были у них раскрыты, а навоз накоплен под самые пелены бывших кровель.

 Как ни время, ни обстоятельства не дозволяли мне еще велеть там построить какую–нибудь горенку для приезда, а было все еще предшее развалившееся почти строение; то расположившись в сей раз остановиться на моем господском дворе, принуждены уже мы были довольствоваться такою квартирою, какую нашли себе в избенке моего рябого и долговязого прикащика.

 Сию должность отправлял тогда послуживец и походный слуга мой Яков, определенный в оную почти с самого моего приезда в отставку и более потому, что я на верность его мог смело полагаться, хотя впрочем был он и не весьма дальновидный и мудрый человек; и как по случаю бывшей тогда очень ветреной и холодной погоды и ту всю вынесло, то имели мы в сию ночь ночлег очень худой и неприятный.

 Однако жилище наше и в последующие дни было только теплее, а не спокойнее; ибо таковою ей быть было не можно. Я не помню почти, чтоб я во все продолжение моей военной службы где–нибудь имел столь худую квартиру, и принужден был так долго в ней жить, как в тогдашней. Словом, она была такова, что я не за излишнее почел поместить здесь, для любопытства, самое то описание оной, которое учинил я тогда, живучи в ней, в письме к одному приятелю. Вот оно:

 «Квартира наша (писал я) дальнего беспокойства нам не делает. О! ежели б посмотрели вы, любезный приятель! какой великолепный вид имеет она снаружи!… Со смеху б вы надселись. В наших местах овчарни почти лучше. Избушка с небольшим только в сажень, закопченная не только снутри, но и снаружи. Бревенья почти все согнили. Там дыра инде светится, в ином месте кошки лазают; двери вышиною немногим более аршина, да и та раскололась на двое, наполнена дырами и при всяком растворивании увеселяет слух наш музыкою, не то–то что приятною, а особливо пеобыкшему и нежный слух имеющему человеку.

 «Печь занимает собою большую часть избы, из худых непоследняя; заслонка деревянная расколотая. Пол хоть воском натирай, так гладок, нет места, где бы аршинную скамью прямо поставить было можно. Вы можете из сего о равнине оного заключить, что я по крайней мере раз пятьдесят дней спотыкаюсь. Вы знаете, что я охотник взад и вперед ходить по комнате и не могу долго сидеть. Здесь хоть тесно, но привычка к тому тянет, но лишь ступлю как нога в яму, другая в другую. Одним словом нельзя полу быть глаже. Хотя и позабыл еще то сказать, что грязи на нем с добрый вершок наросло и все маленькими кучками…