Сей человек был уже мне знаком. Я видел его в прежнюю мою там бытность. Но как он в сии годы несколько моих приобижал и однажды даже побил моего прикащика, следовательно имел я причину быть им несколько недовольным; то и не знал я, как мне с ним в сей раз обойтиться, и по кратком размышлении положил не оказывать ему никакого неудовольствия, а подписать к нему лису, дабы можно было отобрать их мнения. Посыланной мои возвратясь сказывал, что он давно меня ждал и изъявлял радость свою о моем приезде, и хотел сам заехать ко мне с поля.
Но не успели мы с братом, вышедши из своей конуры, несколько по деревне походить и осмотреть оную вскользь, возвратиться, как глядим и наш Иван Силич в двери.
Я принял его с обыкновенною учтивостию, и он оказывал себя очень низким. Поговорив несколько о посторонних вещах, довел я нечувствительно речь до того, зачем я туда приехал. Сказываю ему, что я купил землю и намекаю, что надобно будет мне ее брать. Иван Силич мой тотчас в гору!
— «Какая здесь земля?.. Здесь дикой земли вовсе нет:.. Земля здесь все наша дачная… Какую вы купили мы не знаем… и почему дикою степью называете, мы не ведаем», и так далее.
Досадно мне было все сие слышать, однако я дал ему время выговорить все, чем они по–видимому меня встретить готовились. И погодив немного, сказал ему с холодною кровью, что мне все равно, дикая ли она или дачная, ибо мне все дадут и я свое получу верно. А не советовал бы им утверждать и называть ее дачною землею, для того, что сие обратится им не гораздо в пользу, в рассуждении того, что у них у всех купчие недействительные, и они много чрез то потеряют. Одним словом, я начал вытверживать им все что знал, к их устрашению, из межевой инструкции.
И тогда мало–помалу начал мой Иван Силич становиться мягче, а я приметив сие стал более подпускать ласку и вытверживать, что я не такой человек, чтоб хотел вводить людей в замешательство и рад бы был, если б они развелись со мною полюбовно… А как он мне худой в сем случае успех предвозвещал, то я опять стал изображать ему опасности, которые для них произойтить могут, если они со мною не разделаются, ибо я по силе указа должен буду тотчас объявить, кто тою проданною землею владеет и кто завладел ею уже после манифеста, и что с ними за то поступлено будет по узаконению.
Наконец спросил я его, почему ж бы они и сами называли ее дикою землею? Тут хотел было он запереться, но я обличил его и в устрашение сказал, будто я имею с их объявления и копию. Сим и другими тому подобными ухватками довел я наконец до того, что он стал обходиться со мною повереннее и быть ко мне гораздо снисходительпее.
Я. унял его у себя тогда обедать, а после обеда возобновил опять разговор свой о земле, приискал все благоприятствующие мне, а им неприятные места в межевой инструкции, читал и толковал ему оные; и как при сем случае приметил, что они инструкцию сию совсем еще почти не знали, то стал еще более всем возможным нагонять на него страх и опасение, и вскоре до того довел, что мой Иван Силич начал задумываться и смущаться, а наконец изъявлять некоторое согласие и наполюбовный развод и говорить, что может быть соседи и согласятся, а повидался б я с Афанасьем Федоровичем Соймоновым, ибо его земли там наиболее, и тужил, что других соседей не было тогда дома. Короче сказать, кончилось тем, что я усмотрел, что они сами не знают что делают и несколько потрушивают.
Посидевши у меня, стал г. Тараковский неотступно звать нас к себе. Мы согласились и поехали. Он угощал нас всячески, был очень снисходителен и долго нас не отпустил. Тут не говорили мы уже ничего о земле; но как нам надлежало ехать, то к удивлению подавал он мне сам случай видеться с г. Сомойновым, и звал нас к себе наутрие обедать сказывая, что будет и Соймонов, чему я очень был рад и быть к нему обещался.
Приехавши домой услышал я, что он тотчас после нас поскакал к Соймонову. И не сомневался, что тут и мое дело имело участие и что у них будет происходить совет, а жалел только, что у Ивана Силича была уже излишняя чарка в голове. — Человек он был изрядный, не очень богат, вдовой, имел дочь и двух детей и все они так избалованы, что я прибил бы и их и самого отца; жид он по степному, ни худо, ни хорошо, но домик по достатку своему имел изрядный.
Наутрие, прежде отъезда на обед к г. Тараковскому, рассудил я употребить ту предосторожность, чтобы объездить наперед и осмотреть самому всю землю и все положение мест, дабы тем надежнее мог я обо всем трактовать с господами соседями и не дать им себя в чем–нибудь обмануть. И потому, вставши поранее и севши с братом и прикащиком моим на лошадей, поехали мы осматривать землю и успели до обеда еще всю ее осмотреть и сделать все нужные замечания.
Езда сия послужила мне в великую пользу и успокоила во многих сумнительствах, ибо я нашел совсем иное, нежели что себе воображал по сказкам мужичьим.
А именно: во–первых то, что владения жителей деревни нашей, в том числе и моих, занимали обширные и весьма великие поля, так что хотя б всем на души намежевать, так бы еще осталось.