Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 Таким образом, уговорив нашего быка, велели мы принесть деньги. Большая половина была их медных, однако он не только без счету не хотел принимать, но и считать никому не поверил, кроме самого себя.

 Итак, начал их считать, а мы между тем досадовали и только его бранили, ибо и за сим считаньем принуждены были долгое время еще мешкать.

 Наконец, увидел он, что дурно и что дурачество его уже из границ выходило, не стал более считать и поверил под поручительством нашим и, запечатав мешки, отдал слуге, а сам, по требованию нашему, подписал рядную.

 Я находился при сем в превеликом страхе, чтоб он не испортил рядной и не написал в ней чего ненадобного, ибо писал он не то, что ему сказывали, а на всяком слове долго думал.

 Но как бы то ни было, но наконец подписал, и мы были рады, что дело кончено, и повели раба божия к боярыням, чтоб повидаться с невестою или послушать новых ругательств, что и случилось в самом деле.

 Госпожа Звягина, будучи боярыня хват, подлинно его отхватала: слова «бестия», «с… сын» и другие тому подобные принужден он был слышать в глаза ему говоренные. Но как бы то ни было, но мы пошли, наконец, в церковь, и рады были, что приходило дело к окончанию, и вся комедия кончилась.

 Однако все мы в том крайне обманулись и нимало того не думали, что оставалось нам еще одну и самую лучшую сцену видеть.

 Уже поставили их рядом, уже начал священник священный обряд, уже обручили их кольцами и уже надлежало им становиться на подножье, как вдруг жених наш начал что–то бормотать об рядной.

 Не был ли он глупец самый величайший! Сам он ее подписал и при самом при нем взяли мы ее к себе, как водится; но тут вдруг встрянулся он ее и говорил, для чего она не у него?

 Мы, примечая его бормотанье, взглядывали только друг на друга и шептали от превеликого удивленья.

 — Батюшки мои! — говорил я своим товарищам. — Не новое ли какое дурачество он затевает, и что это такое?

 Г. Ладыженский, как старший из всех нас, подошед ко мне, шептал мне:

 — Уйду я с рядною в алтарь, пускай же он меня там ищет.

 Мы ответствовали ему:

 — Уйди и спрячься.

 Но мы еще сим образом между собою шутили, как между тем жених поднял уже сущий мятеж и кричал попу, чтоб он венчать переставал и что он более венчаться не хочет.

 Теперь вообразите себе, любезный приятель, каково нам было видеть и слышать сие новое, странное, неслыханное и глупое явление; все мы захохотали во все горло и от смеха не знали, что говорить. Однако скоро смех наш миновался. Жених наш сделался совершенным уже скотом и требовал, чтоб мы неотменно отдали рядную ему.

 — Что это такое? — говорили мы ему. — Что ты затеваешь, и слыханое ли это дело, чтоб рядной быть у тебя? На что ж она писана и на что ж и подписывал ты ее, чтоб не быть ей у твоего нареченного тестя?

 Но что мы не говорили, ничто не помогало. Жених ревел как бык и никому под лад не давался. Мы его уверять, что это так не водится во всем свете, что рядная остается в роде, но он и не помышлял нам в том верить, но кинул свечу и не хотел без того венчаться.

 И тут–то произошла сущая комедия. Мы все рассердились чрезвычайным образом и кричали, бранили, ругали его, как негодного человека; поп вструсился: ну ризы с себя скидывать долой, ну тащить стихарь с дьякона, а немного погодя ну опять надевать, опять совать ему свечу в руки. Тот не берет, а кричит и вопит. Поп опять ризы долой; и одним словом, это была не свадьба, а комическое зрелище, достойное представлено быть на театре.

 Долго сие и истинно с час почти продолжалось, и мы так рассердились, что вышли из пределов.

 Госпожа Звягина едва в обморок от крика не упала, и насилу успели ей принесть воды; невеста обливалась слезами, я расхрабрился и приступил к жениху уже непутным делом. Но все не помогало: это был пень, не имеющий стыда ни в одном глазе.

 Наконец другого нам–не оставалось, как взять невесту за руку и вести из церкви вон. И как с нею мы к сей крайности приступили, то тогда–то уже насилу–насилу товарищи его уговорили дурака.

 Но более убедило его, как я думаю, то, что мне вздумалось ему грозить, что он не только нам всем бесчестье заплатит, но и приданое все по подписанной рядной, и столько, сколько написано в ней, отдаст.

 Итак, согласился, наконец, наш жених, да и нас всех его свита упросила, чтоб мы гнев свой преложили на милость и дело бы окончили.

 Мы послушались как бы нехотя и дозволили венчать, ругая между тем его немилосердным образом; и он во все продолжение венчанья только плакал, и слезы текли у него из глаз ручьями.

 Однако и тут делал он разные дурачества И, во–первых, ставши на подножье, невесте сказал:

 — Да если б я это ведал, так хотя бы за тобою пять тысяч, так бы тебя не взял.

 И можно ли чему глупее быть сего?

 Во–вторых, как стали перепоем поить, то вдруг жених наш не стал выпивать достального и говорил:

 — Разве вы меня подавить хотите?

 Но как бы то ни было, но наконец обвенчали.