Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Потом, сказав мужичку сему: «Постой же ты, мой друг, здесь на часок», побежал прямо чрез двор к князю, и застав его, распивающего чаи с своими друзьями и уже утишившегося и с веселым духом и с шутками об охотничьих своих подвигах и делах разговаривающего, подступил к нему и сказал:

 — Дозвольте мне, ваше сиятельство, спросить, подле какой деревни изволили вы ездить? и какой староста доносил вам?

 — «Подле Рогачей! (сказал князь, и обратясь к товарищам своим, спросил:) кажется так, господа?»

 Все в один голос закричали тогда, что точно так, что было то подле самых Рогачей, и что сказывал то именно рогачевский староста.

 — Этому быть нельзя, государи мои! (отвечал я). Старосты рогачевского там не было. Он во весь сегодняшний день был здесь, и уже третий день как находится в канцелярии для некоторого дела.

 — «Как! (закричал князь). Пошли мне его сюда! я хочу его видеть!»

 Тотчас за старостою побежали и староста предстал.

 — Нет, это не он! и на того не походит, (сказал князь, и тотчас с суровостию опрокинулся на старосту): Ты староста рогачевский?

 — Я, ваше сиятельство, и уже третий день как здесь.

 — «Дa кто же такой это мне там сказывал. Не другой ли какой ваш начальник? Кто у вас там еще есть — сотский или десятник?»

 — У нас есть там десятник; но и тому нельзя было сказывать, и тот с утра сегодня здесь был.

 — «Пошли мне его сюда!»

 Тотчас побежали, сыскали и привели и десятского, а вместе с ним вошел и другой мужик.

 — Вот и десятский! сказал староста, указывая на одного из них.

 — «Нет, ж это не тот! сказал князь. Тот мужик высокой, ражий, рыжий, и с большою бородою. А это что за мужик?

 — Наш же рогачевский, сказал староста, и теперь только приехал оттуда.

 — «Ну, вот кстати! подхватил князь. Вот он нам все скажет. Ну, слушай, мужик, сказывай нам истину, и как перед Богом: было ли вам от управителя приказание, чтобы никого не пускать со псовою охотою?»

 — Как, сударь, не быть! закричали они во все горло все, и не один раз; а сверх того и капрал к нам на сих днях приезжал с тем же подтверждением и поехал от нас в Валово.

 — «Слушай, мужик, не лжешь ли ты, не подучен ли? Я тебе сказываю, что я тебя на каторгу пошлю, если ты говоришь неправду!»

 — Да дай Бог мне с места не сойтить, ежели это неправда, сказал мужик.

 — «Да для чего ж вы не исполняли того, и с собаками ездить пускали?»

 — Да когда это, и кого? подхватил мужик.

 — «Да вчера», сказал князь.

 — И! что вы, ваше сиятельство! у нас никто вчера не ездил; да статошное ли дело, чтоб мы кого впустили?

 — «Да как же, мне ваш же какой–то давеча сказывал и назывался еще старостою».

 — Не знаю уже того, ваше сиятельство! а старосты нашего дома не было; он был здесь, в городе, и я к нему приехал только теперь…

 — «Да есть ли у вас такой мужик, как я говорил, рыжий, большой?»

 — У нас такого и во всей деревне нет! сказал мужик.

 — «Как же это, братцы? сказал князь, обратясь к гостям своим, это что–то мудрено и непонятно».

 — Я уже не знаю! подхватил я под сие слово, и теперь оставляю о том судить уже вашему сиятельству. А что касается до меня, то я иного не заключаю, как что сказывавшему вам такую неправду надобно быть какому–нибудь сукину сыну, бездельнику, подосланному и наученному от такого ж какого–нибудь сукина сына и бездельника, чтоб только вас рассердить.

 Говоря сим образом от досады, я никак воображал, что говорил, не ведая, самую истину, и что самый тот, который и научал в сей клевете собственного своего мужика и велел назваться старостою, находился тут же и стоял от меня в нескольких шагах, и слышав все сие, и бледнел и мертвел; а последними моими словами так сражен был, что чуть было не захлебнулся чаем и не уронил чашки. Был то, как я после узнал, помянутой г. Темешов.

 Итак, вот какие бездельнические выдумки и средства употребляемы были сими господами к разгорячению князя и оклеветанию меня. Но невинность сама собою оправдалась, а вкупе посрамила и господ сих, злодействовавших мне. Они грызли себе и губы и пальцы от досады, что не удалось им ничего сделать и закусили язык так, что не кукнули больше. Но я, по крайней мере, восторжествовал тогда над ними, и был в особливости доволен, что ненарочное стечение обстоятельств послужило мне к явному оправданию, а вкупе и самому князю уроком для переду, чтоб он не всему, возводимому на меня, верил.

 Сим кончилась тогда сия первая мне и глупая передряга. Я, выговорив помянутые последние слова, пошел домой и оставил их, посрамленных, судить о том как им было угодно.

 Но я устал уже пересказывая вам такой вздор и мне пора письмо сие кончить и сказать вам, что я есмь ваш и прочее.

(Декабря 19 дня 1809 года).

ПРОДОЛЖЕНИЕ МОИХ БЕДСТВИЙ

ПИСЬМО 207–е