Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4

Для всѣхъ насъ начало таковаго формальнаго сватовства было совсѣмъ неожидаемо. И какъ мы до того о семъ женихѣ даже ничего не слыхали, и хотя онъ былъ въ церкви, но его и не запримѣтили и не имѣли объ немъ ни малѣйшаго понятія, то и не могли мы на сей запросъ ничего еще сказать рѣшительнаго, и не дѣлая ни отказа, ни приказа, положили объ ономъ напередъ пораспровѣдать и получить случай видѣть его лично и съ нимъ познакомиться. А на томъ тогда сіе и осталось.

Между тѣмъ какъ сіе происходило, съ одной стороны занимался я чтеніемъ вновь купленной нами Гиртанеровой Исторіи французской революціи, которая мнѣ такъ полюбилась, что я вздумалъ ее перевесть; съ другой — продолжая мои стихотворенія, началъ сочинять пѣснь къ утру яснаго лѣтняго дня и, какъ теперь помню, въ самое то утро, въ которое началось вышеупомянутое сватовство, а съ третей—пользуясь возстановившеюся ясною погодою, не выходилъ почти изъ садовъ своихъ, но всякій день не только ихъ посѣщалъ, но въ жаркое полуденное время и прохлаждалъ члены свои купаньемъ въ струяхъ моего водовода, въ прекрасной моей ваннѣ, сдѣланной въ эхоническомъ зданіи, гдѣ иногда провождалъ жаркое и душное время въ пріятномъ читаніи книгъ и пользовался наипріятнѣйшими минутами жизни, въ особливости же 14 числа іюля, который день былъ для меня въ особливости въ семъ отношеніи пріятенъ, а 17 числа имѣли мы еще особое въ саду своемъ увеселеніе. Случилось чрезъ нашъ городъ проѣзжать одному иностранцу балансеру. Онъ предложилъ намъ, не хотим ли мы посмотрѣть его искусства? Мы охотно на то согласились и, съѣхавшись ко мнѣ, въ мой садик, велѣли ему на одной просторнѣйшей полянкѣ соорудить для себя стелажъ и показывать намъ свои прыжки и кривлянья на протянутой веревкѣ, и всѣ довольно веселились симъ зрѣлищемъ, которое намъ стоило бездѣлки. Во всѣ достальные дни мѣсяца іюля не произошло у насъ ничего важнаго и особливаго, кромѣ того, что продолжались безпрерывные жары и такіе, что от духоты мы не знали куда дѣваться, и я почти ежедневно купывался въ своей ваннѣ; посылалъ въ деревню свою людей прививать прививки окулаціонныя и они превратили въ садахъ моихъ многія яблоки въ грушовку и другія породы, которыми я пользуюсь еще и понынѣ, и привезли съ собою множество вишенъ. Что-жъ касается до литеральныхъ моихъ упражненій, то оныя состояли наиболѣе въ томъ, что я, дочитавъ исторію о революціи французской, началъ ее дѣйствительно и прямо на-бѣло переводить. Кромѣ того, не преминулъ я написать и къ г. Нартову отвѣтное письмо, и въ ономъ объяснить прямо, по какой причинѣ не присылалъ я до сего времени въ Общество моего «Экономическаго Магазина».

***

Начало мѣсяца августа было для меня не весьма пріятно тѣмъ, что я прихворнулъ и чуть-было не занемогъ очень. Причиною тому была наиболѣе перемѣнившаяся погода и наставшая послѣ жаровъ такая стужа и ненастье, что мы принуждены почти были топить печи и надѣвать на себя шубы. Происшествія, случившіяся въ теченіи первой половины сего мѣсяца, состояли въ томъ, что я къ 10 числу успѣлъ уже кончить первую часть моего перевода революціонной исторіи и началъ вторую,—вотъ съ какимъ рвеніемъ трудился я надъ оною! А на другой день послѣ сего пріѣзжали къ церкви нашей господа Воронцовы, но ни имъ насъ, ни намъ ихъ видѣть не случилось, ибо мы не были въ тотъ день у обѣдни. Намъ не хотѣлось ничего предпринимать до возвращенія къ намъ моего сына изъ Бѣжецка. Съ симъ хотя я и имѣлъ еженедѣльную и очень пріятную для меня переписку, однако, начиналъ я уже очень скучать долговременнымъ его отсутствіемъ и желалъ уже скорѣйшаго его возвращенія. Между тѣмъ, 14 числа получилъ я от г. Нартова наиласковѣйшее и почти самое дружеское письмо, которое между прочимъ удивило меня одною неожиданностью. Г. Нартову вздумалось доставить мнѣ нѣчто, хотя совсѣмъ пустое и ничего незначущее, но по крайней мѣрѣ непротивное. Ему вздумалось писать обо мнѣвъ чужія земли, рекомендовать меня Лейпцигскому Экономическому Обществу и требовать, чтобъ я принятъ былъ въ оное Общество членомъ. Меня сіе хотя и веселило, но не очень, ибо честь сія была пустая и могла чѣмъ-нибудь почесться людьми только знающими.

***