Всеволод — в лес, а Иван Семенович уехал в город. В лесу появилась гусеница, и он поехал договариваться, чтобы прислали самолет.
— Папка поехал за воздушным доктором, — сказал мне Максим. — Он как прилетит, как зажужжит, а потом начнет бросать на лес белый порошок, и гусеницы сразу все пропадут.
Всеволод вернулся к завтраку. Он пришел веселый, в волосах у него были сосновые иглы.
— Сейчас, — сказал он, — будет вручен подарок. Максим, встань передо мной, как лист перед травой.
— Я стою, — ответил Максим, и видно было, что он даже пошевельнуться боится.
Всеволод полез в карман, и тут же в руках Максима появился дед, старый, горбатый, с клюкой. Он был сработан из какой-то коряги, которая, может быть, валялась в лесу уже несколько лет. Время, солнце, дожди изогнули корягу и сделали ее отдаленно похожей на старого, крючковатого деда. А Всеволод это заметил: обрубил корягу, сделал деду глаза из зеленых сосновых шишек, и стал дед как живой.
Максим крепко прижал деда к груди и убежал.
— Здорово у вас игрушка эта получилась! — удивился Ваня.
— Это пустяк, — ответил Всеволод, — пойдем со мной в лес, я тебя научу. Здесь главное — острый глаз иметь, ко всякому дереву приглядеться, и фантазию. — Последние слова он проглотил, потому что Марья Лавровна налила ему в кружку молока и он отправил в рот большой кусок домашнего пирога с рыбой. — Вкусно! — пробурчал Всеволод. — Очень вкусно.
С этого дня Ваня ни на шаг не отходил от студента. Он носил ему краски и складной парусиновый стульчик. Бегал за водой к роднику, если Всеволоду хотелось пить. Ваня даже дружков своих забросил и не ходил к ним в деревню.
Всеволод рисовал, а больше вырезал из дерева всякие фигурки. У него уже был чудесный ветвисторогий олень, пятнистый желтокожий леопард и цапля, длинная, с тонкой шеей, на одной ноге.
Эти игрушки Всеволод очень берег. Однажды Максим, который вертелся около него, уронил оленя и сломал один рог.
— Разбился!.. — испугался Максим. Он нагнулся, чтобы поднять оленя, но Всеволод выхватил оленя у него из-под рук.
— Болван, — сказал он и толкнул мальчика.
Иван Семенович в это время сидел в стороне и правил косу. Он ничего не сказал Всеволоду, а только сердито крикнул:
— Максим, иди к папке! Нечего около чужих околачиваться!
Максим заплакал. А Всеволод рассмотрел оленя и обрадованно сказал:
— Это пустяк. Поставлю штырь и скреплю рог.
На Максима он даже не взглянул.
Всеволод нашел кусок дерева и сделал из него голову женщины, с высокой прической и длинным разрезом глаз. Всем нам эта женская голова понравилась, и мы ждали, когда же Всеволод подберет к ней туловище. Но он, сколько ни искал, найти не мог. Мы даже стали помогать ему. Если нам попадался на глаза какой-нибудь изъеденный муравьями корень или пень, мы тут же тащили Всеволоду. Иван Семенович и тот каждый день приносил из лесу суки странно изогнутой формы, обрубки деревьев с наростами. Но Всеволод только мельком оглядывал «наши богатства» и отворачивался.
«Даже спасибо не скажет. Мы стараемся, а он плюет на нас, — подумал я. — Нахальный все же парень». И мне стало обидно за себя и за семью лесника.
Утром на следующий день я встал и сразу почему-то вспомнил про Всеволода. «Приду с рыбалки и поругаюсь с ним, скажу ему, что о нем думаю», — решил я, собрал удочки и пошел на рыбалку.
Рыба сразу взялась, и мое плохое настроение улетучилось. Вернулся я домой только после обеда.
Подхожу к избе лесника, вижу — за столом во дворе сидит Всеволод и работает. Повернулся ко мне — лицо довольное, радостное.
Я хотел пройти мимо, но он мне протянул фигурку, и я остановился.
Стройная маленькая женщина, одетая в длинный халат, подпоясанная синей широкой лентой, приготовилась к танцу. Она не сделала еще ни одного движения, только подняла руки над головой, но казалось, что вот-вот ударит бубен и она начнет ритмичный восточный танец.
— Ну? — спросил Всеволод.
Он хотел услышать от меня какие-то хорошие слова и нетерпеливо ждал. Ему обязательно хотелось, чтобы его кто-нибудь похвалил, и он даже заглядывал мне в глаза.
Я сказал ему, что мне нравится его работа. Видно, он остался недоволен мною, потому что отвернулся.
И тут во двор вошли два Ивана — большой и маленький. Всеволод помахал им и протянул фигурку женщины. А Иван Семенович подошел к нему вплотную и тихо сказал:
— Ты мне это в нос не тычь! Чтоб сегодня твоего духу в нашем лесу не было!
— Что с вами? — удивился Всеволод. — Объясните.
— Объяснить? Как дерево рубить, так объяснение ему не требовалось.
— Ах, вот вы о чем! — Всеволод улыбнулся. — Подумаешь, какой пустяк, срубил один сук. Он ведь был мне нужен. Ну, простите меня. — И повернулся к Ивану Семеновичу спиной.
Иван Семенович схватил Всеволода за плечи.
— Пустяк, говоришь? Дерево — пустяк? — Иван Семенович смотрел в упор на Всеволода. — Ты сам пустяк! Уходи от нас! Пять минут даю тебе на сбор.
— Ну хорошо, хорошо, я уйду, только уберите ваши руки. Драться я не собираюсь.
Иван Семенович пошел к дому, а Всеволод крикнул ему вдогонку:
— Уже поздно. Не дойти мне засветло до деревни!
— Добежишь, — ответил Иван Семенович.