Жизнь и приключения Лонг Алека

— Ну почему же так несправедливо, Серафим Леонидович? Ведь он дал чрезвычайно ценную информацию об организации и внутренних разногласиях…. Кое-что он узнаёт. Не все, конечно. Но я считаю, что лучше несколько раз ошибиться, чем один раз пропустить.

— Так-то оно так, — кисло проговорил Курьянов, вдавливая окурок в пепельницу. — Но нам совершенно необходимо знать, кто возит нелегальщину и на каких судах. Время-то какое, сами видите! Кругом бунтуют. А тут литература, листовки. Как керосин на горящие дрова! Я, например, полагаю, что у нас слабо обстоят дела с получением сведений непосредственно с пароходов.

— Не так плохо, Серафим Леонидович. Я могу принести списки судов, на которых плавают наши люди.

— Не трудитесь. Есть у вас кто-нибудь на «Бируте»?

Лещинский пошевелился в кресле:

— На «Бируте» пока никого, к сожалению, нет. Не успели еще подобрать.

— Вот видите… Нехорошо, нехорошо! Скверно работаем. Вообще не нравится мне эта «Бирута». Капитан там какой-то «красный». В прошлый раз, когда делали обыск, наши люди обратились к нему за содействием, так знаете, что он заявил? «Вам надо, вы и действуйте, а я не сыщик». Повернулся и ушел в каюту.

— Знаю. Именно так это и было, — согласно кивнул Лещинский. — Ну, мы при случае вспомним ему это. Есть на «Бируте» один парень, любитель легких заработков, бабник и пьянчужка… В прошлый приход в «Русалке» с ним весь вечер провел наш человек. Опытный вербовщик. Но матрос быстро захмелел или сделал вид, что опьянел, и толку от него агент не добился. Может быть, в этот раз что-нибудь выйдет.

— Скорее все надо делать, скорее, — недовольно сказал Курьянов и закурил новую папиросу. — Время не ждет.

— Понимаю, но не все в моих силах, — обиженно развел руками Лещинский. — Я ни на минуту не забываю о времени и работаю день и ночь…

— Я знаю, что вы работаете много, дорогой Николай Николаевич, — примирительно сказал подполковник. — Я не обвиняю, а только убедительно прошу вас активизировать работу наших агентов. Ну, а «Бируту» придется встретить и повторить все сначала, даже если и на этот раз ваш Серебряный ошибся. Добыть бы нам «сопровождающего»! Быстро раскрутили бы клубочек.

— Добудем, — убежденно сказал Лещинский. — Рано или поздно попадется.

Подполковник вздохнул. Лещинский был оптимистом и щедрым на обещания.

— Хорошо, Николай Николаевич. — Курьянов встал с кресла, тотчас же вскочил и Лещинский. — Я вас больше не задерживаю. И еще раз, пожалуйста, подумайте о заграничной информации. Может быть, поискать в Лондоне кого-нибудь другого? Или послать человека отсюда? Я могу пойти и на это.

— Пока не нужно. Посмотрим, что получится на этот раз с «Бирутой». Если опять ничего, начнем принимать меры.

— Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему.

Лещинский, щелкнув каблуками, вышел из кабинета, а подполковник сел за стол и принялся листать документы.

«Так-с. Серебряный — кличка по третьему отделению… Настоящая фамилия — Гуз Александр Осипович… Эмигрировал в тысяча девятьсот первом году, в связи с делом эсеров… Эсер… Социал-революционер… Плохо. Надо, чтобы был социал-демократ, большевик. Естественно, что этому Серебряному не верят. Менять, менять надо источник в Лондоне…» — раздумывал над зеленой папкой подполковник Курьянов.

12

«Бирута» пришла в Ригу рано утром. Город спал, но солнце уже отражалось огненными пятнами в окнах домов, на золоченых шпилях, куполах церквей. Работы в порту еще не начались. У стенки дремали суда с голыми флагштоками. Время подъема флагов не наступило. По палубам сонно бродили одинокие фигуры вахтенных матросов. На причалах было пустынно и непривычно тихо. Только у одного толпились люди. Туда, к этому причалу, направлялась «Бирута», подчиняясь указаниям лоцмана.

Алексей, боцман Лобода, матросы Линде и Муйжурай швартовались на баке. Чибисов волновался. Он крепко сжимал конец, на котором был подвешен кранец, прислушивался к командам с мостика.

— Ожидают, — тихо сказал ему боцман, когда «Бирута» малым ходом стала подходить к причалу. — Ничего, не дрейфь.

На мостике прозвонил телеграф. Застопорили машину. Теперь судно шло по инерции. Вот оно уже совсем близко, можно рассмотреть лица полицейских и таможенников. Среди них — жандармский офицер…

— Подать носовой! — закричал в мегафон третий штурман. — Кранцы готовь!

Наконец-то! Алексей с усилием поднял тяжелый шар, перекинул его за поручни. Матросы подавали швартовы.

— Кранцы! — скомандовали с мостика.

Боцман подвел свой кранец к причалу, судно, чуть коснувшись его, привалилось к стенке.

— Чибисов! Привяжи свой кранец поближе к носу и пошли ставить парадный трап, — распорядился боцман.

Алексей закрепил кранец там, куда приказал Лобода, приспустил его и теперь уже спокойно пошел на спардек. Через несколько минут они наладили трап, обтянули тали^[8]. Можно принимать «гостей». Боцман стоял на площадке. Лицо его расплылось в угодливой улыбке, как бы говорящей: «Готов служить». Когда мимо него проходил офицер, он почтительно поклонился:

— Здравия желаем, ваше благородие.

Жандарм мельком взглянул на боцмана, небрежно приложил два пальца к козырьку фуражки.