— Батюшка, если граф Немиров сделает предложение, я выйду за него замуж.
— Натальюшка. — Аким Евсеич обнял дочь, поцеловал кудрявую макушку и замер, сам не зная отчего-то стараясь запомнить запах её волос, в её детстве они пахли также, и ощущение её тонкой, хрупкой фигурки. — Доченька.
Немного помолчал, беря себя в руки:
— Ну, ты тогда… завтра на обеде у городского головы веди себя так, чтобы повода Алексею Петровичу не давать…
— Я понимаю, батюшка.
Потом они вспомнили, как Аким Евсеич вырывал у неё молочный зуб, привязав за дверную ручку. Как она рыдала, когда увидела, как купленной для супа курице отрубили голову, а он её успокаивал, как… и все воспоминания их были добрыми и тёплыми, такими, будто они на многие годы вперёд пытались согреть друг друга любовью отца и дочери.
Обед у городского головы был роскошным. Блюда подавались одно за другим искусно приготовленные поваром, которого кто только не пытался сманить у него, но Пётр Алексеевич закрепил за выписанным из Франции поваром уютный домик, с условием, что тот перейдёт в собственность повара через пятьдесят лет! На грустный взгляд приезжего француза, не дожидаясь словесной мольбы с его стороны, произнёс:
— Корми так, чтобы эти пятьдесят лет как один обед пролетели.
И бывший француз постепенно обрусел, женился на местной девушке, пошли детишки. И он решил, что жизнь удалась.
Вот теперь на третью перемену блюд принесли утку под рыжиками, а на четвёртую жареную дичь: куропаток, на гарнир к которым подали соленые лимоны и яблоки, а ещё телячью голову с черносливом и изюмом. Блюдя фигуру, Натали ела очень мало. И третий час сидения за столом порядком утомил её. Но гости были в восторге. Особенно усердствовал за столом местный стихотворец. Не уставая воспевать оду поданным блюдам, умял тридцать блинчиков с икрой, и продолжал менять тарелки. Слуга, стоявший за его спиной, только успевал ставить чистую посуду, да подкладывать в неё яства.
Однако сидевший напротив Натали Алексей Петрович, казалось, не замечал времени, он выразительно поглядывал на Натали, а она делала вид, будто занята очередным блюдом. Десерт был приготовлен в соседней комнате. Сначала мокрый: компоты, холодные кисели со сливками, ягодное суфле, бисквиты и мороженое. Их кушали ложками. Потом сухой: слоеные пироги, зефиры, миндальные печенья. Так же десерты были накрыты в биллиардной комнате. Там собирались любители выкурить трубку. Но таковых за столом выискалось мало, поэтому большинство гостей переместились в зал. Устав сидеть, Натали стояла у колонны, слушала лёгкую музыку, смотрела, как гости поглощали вкуснейшие десерты, и хотела, и боялась только одного, чтобы Алексей Петрович подошёл к ней.
— Простите… я… помешал вам?
И вон он, тут как тут.
— Нет. Нет, нет… Я слушаю музыку.
Глаза их встретились. И Натали не в силах отвести взгляд, чувствовала, как непрошеные слёзы туманом закрыли лицо Алексея Петровича. Она старалась не моргать, но слёзы всё равно катились по щекам.
— Натали? Что с вами? — растерянный голос Алексея Петровича прозвучал будто издалека.
Очнулась она в кресле. Аким Евсеич держал стакан с водой. Из настежь распахнутого окна лился прохладный воздух.
— Ничего, ничего. Утомилась, милая. — И Аким Евсеич раскланялся с хозяевами. — Простите великодушно. Направимся — ка мы домой.
Оно, конечно, бывало, молодые девицы и дамы падали в обморок, тут ничего необычного, когда тело сжато жестким корсетом, да и иногда, в некоторых ситуациях дамам такой выход был очень даже удобен. Но от Натальи Акимовны… от вдовы вампира, никто подобного не ожидал. И хоть взволновал Акима Евсеича непритворный обморок дочери, отчасти он понимал почему, и даже полагал, что уехать пораньше по уважительной причине, это, наверное, к лучшему. Поскольку граф Немиров ещё предложения не делал, то заранее отказываться от возможного сватовства Алексея Петровича, по меньшей мере, глупо. Натали же, даже понимая все эти нюансы, с трудом заставляла себя держаться избранной роли.
Местную ресторацию было не узнать. Такое заведение одно единственное на весь невеликий городок. Поход туда выливался в кругленькие суммы, поэтому бывали там, в основном, либо приезжие гости, либо местные толстосумы свои сделки увенчивали роскошными ужинами в красивой зале, на белой крахмальной скатерти, да под музыку, хоть и местного, но вполне приличного оркестра. А в этот раз ресторан граф Немиров откупил полностью. Ярко сверкали люстры, на столах возвышались изысканные букеты, таких цветов местные отродясь не видывали, их специально доставили, полностью заняв одноместное купе в поезде. На скатерти постелили шёлковые салфетки, посуду хозяин выставил наилучшую. Пуговицы швейцара, начищенные до яркого блеска, стройными рядами красовались на красной ткани мундира. Что творилось на кухне — не высказать. Оказалось, граф привёз с собой своего повара.