– Это звуковая картина, и это то, что я считаю своим вкладом: звуковое приключение в страну разума Джими. Мне была дана свобода действий. Очень редко он говорил нет тому, что мы придумывали. Я иногда говорил нет тому, что он делал, потому что либо это было просто невозможно в то время, либо я интуитивно не соглашался с ним. Мы все время говорили о звуке, и он дал мне свободу создавать все, что я могу. Просто используй все возможности, посмотрим, что получится. И довольно часто ничего не получалось. Но когда ему дали свободу создавать звуки настолько дикие, насколько это вообще можно себе представить, это было чудесно. Как и работать с ним бок о бок, особенно над
Вы буквально работали вместе, бок о бок за пультом?
– Конечно. Вы должны помнить, что не было автоматики. Все делалось руками! Я называю их «микшерными выступлениями». Мы репетировали их так, как будто это был живой спектакль. Например,
И все же это звучит совершенно футуристично даже спустя столько лет…
– Да. Он не мыслил ограниченно, он думал за пределами разума, заглядывал в космос.
Сколько записей было сделано, когда Джими был под ЛСД?
– Ну, я уверен, что это имело довольно большое влияние, но, к счастью для меня, я помню – и я помню это довольно ясно – наркотики играли небольшую роль в студии, насколько я мог судить. Я имею в виду, курил ли он траву? Конечно. Чтобы расслабиться и поднять настроение? Да. Тяжелые наркотики – не знаю. Я никогда не замечал ничего такого ни во время процесса, ни во время сеансов. Но дело было в том, что ему приходилось возвращаться в туры. В 1968-м у нас была неделя сессий в Нью-Йорке, а он должен был отправиться в тур и выступить. Это все тормозило. А потом он возвращался, и мы снова принимались за дело. Вот почему он так любил выступать в The Scene, который находился всего в двух кварталах от студии звукозаписи. Он джемовал там, а потом приводил музыкантов в студию.
Как ты относился к этой ситуации? Это помогало или мешало?
– Думаю, нужно посмотреть немного глубже и проникнуть в сознание Джими. Я смотрю на это с точки зрения того, кем был этот парень, который оказался не только великим гением, с которым мне посчастливилось работать, но и с точки зрения, что я знаю о нем сейчас, и понимая, что он пытался сделать в те дни.
Он был очень организованный, несмотря на внешнюю оболочку вычурного образа жизни и всего остального. У него были записи обо всем, что он хотел сделать. Он планировал все заранее, еще до начала сессии. До такой степени, что то, что могло показаться результатом случайного джема, на самом деле было невероятно хорошо продумано.
Он хотел сделать джем, который бы отражал определенные чувства, и когда он находил подходящих музыкантов, он им говорил: «Ладно, давайте, ребята, идем на студию». И уводил их из клуба в полночь. Там все работало с семи часов, все микрофоны подключены и все было готово к его приходу. Я знал, что скоро придет Джими. Он уже решил, кого возьмет с собой, и шел по Восьмой авеню с двадцатью парнями. Это было что-то. Это зрелище могло остановить движение, понимаешь? И он входил на студию, полностью осознавая, что будет дальше, включал гитару, Джек Кэсэди на басу и Стив Уинвуд, и через два дубля мы получили его –
На записи это звучит так, как будто вы устраиваете вечеринку в студии.
– Да, но это не совсем так. Я думаю, что Джими был очень проницательным человеком… Я не буду говорить «бизнесмен». Но я бы сказал, что, когда дело касается его дела, это его дело, понимаешь, что я имею в виду?.. Так вот, когда дело доходило до организации чего-то для сессии, да, он экспериментировал и иногда совершал ошибки или, скорее, просчеты в том, был ли музыкант достаточно хорош, но он не мог знать наверняка, пока не оказывался с ним в студии. Но по большей части, если это был кто-то вроде Стива Уинвуда, Джими знал, что получится что-то действительно стоящее, и мы очень быстро все записывали.