– Господин полковник, ведь наша армия народная, добровольческая, и сюда могут прийти все те, кому дорога Родина. Люди, приходящие с чистыми намерениями всегда дороги ей и ее вождю, людей же, которые бы пришли с дурными намерениями, здесь постигнет должная кара. Как тех, так и других я чувствую сразу. Верховный, веря, что я не ошибусь, приказал впускать к нему всех желающих его видеть, и пока Всевышний Аллах, в которого я так верю, помогает нам, да и мы находимся при Верховном, ни один человек не сможет сделать ему дурное, – ответил я полковнику, со спокойным сердцем следя за каждым движением нервничавшего матроса.
Верховный здоровался с каждым представлявшимся, узнавал причины посещения и давал каждому короткий, но ясный и определенный ответ. Подошел Верховный и к матросу и, пожимая руку, произнес:
– Здравствуйте, Баткин!
– Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство! – был громкий и отчетливый ответ Баткина. – Ваше Высокопревосходительство, услышав ваш призыв, я счел своим долгом явиться в ряды армии, которая под вашим высоким командованием идет против предателей родины. Я верю в вождя этой армии и его идею. Примите меня в ряды ее! – закончил Баткин.
– Спасибо! Все те, кто желает сражаться в рядах командуемой мною армии – дорогой гость ее и командующего. Если вы хотите взять оружие и стать в строй, то милости прошу! – ответил Верховный.
– Ваше Высокопревосходительство, прикажите выдать мне оружие! – ответил Баткин.
– Хан, отведите его к генералу Романовскому! – приказал Верховный, пожимая руку Баткину.
Не успел я вернуться к Верховному, как он приказал мне тотчас просить к нему генерала Романовского, и когда последний явился, то Верховный, не приглашая его сесть, встретил его такими словами:
– Иван Павлович, я уже вас просил раз ставить меня в известность обо всем, что происходит в командуемой мною армии. Вы же не изволили исполнить этого.
– Разрешите узнать, в чем дело, Ваше Превосходительство? – спросил генерал Романовский.
– Выслушайте капитана, который находится сейчас в приемной. Оказывается, он ходил к вам за ответом на свой рапорт уже целую неделю. Вы же не изволили ни сообщить о нем мне, ни сами не даете ему никакого ответа. В то же время его проект имеет исключительно деловой характер, могущий принести безусловно пользу армии. Нельзя же, господа, так относиться к делу! Ведь я один и не могу за всем уследить! Вместо того чтобы помочь мне и облегчить мою работу, вы вот что делаете!
– Ваше Превосходительство, я слышал нелестные отзывы о прошлом этого капитана и поэтому, прежде чем представить его проект с рапортом Вам, я хотел выяснить его личность.
– Не стоит, Иван Павлович, тратить время на это. Наконец, какое мне дело до его прошлого? Будь он сам дьявол в прошлом, мне это безразлично. Раз он явился сейчас в ряды армии – ко мне, то я буду требовать от него теперь дела и ценить его способности, а не судить по его прошлому, равно как ни о какой протекции и поблажке речи быть не может в этой армии даже для родного отца. Неужели, Иван Павлович, вы до сих пор не хотите согласиться, что моя армия слагается совершенно на новых началах, где каждого бойца, насколько мне позволят силы, я должен и хочу воспитывать по-моему. Если мы с вами будем сидеть и ждать людей с хорошим прошлым, то я боюсь упустить время и потерять тех лиц, которых мы имеем сейчас. Пожалуйста, Иван Павлович, поменьше уделяйте внимания шептунам, а в особенности нашей жалкой контрразведке, которая в моих глазах потеряла доверие, и я думаю ее и политический отдел генерала Алексеева расформировать при первом удобном случае, так как убедился, что все сплетни и нелепые слухи фабрикуются и выходят из этих двух учреждений. Я надеюсь, что моя армия обойдется и без их услуг! Дайте ход тому, кто к чему-нибудь способен, и следить за ними и заставить их работать – это ваше дело, а если человек не окажется тем, за кого он себя выдавал, то таких господ направляйте сюда ко мне и говорить с ними в таких случаях буду я! – закончил Верховный, пронизывая своими глазами генерала Романовского и отчеканивая каждое слово.
После ухода генерала Романовского из кабинета Верховного в приемную вошел какой-то полковник без левой руки и с полной грудью орденов. Подойдя к столу, поздоровавшись, с нами и кладя на стол какой-то пакет, он обратился к нам с просьбой доложить о нем Верховному, которого он хочет видеть срочно. В приемной был со мной полковник Голицын. Что-то сразу оттолкнуло меня от этого безрукого человека, когда он разговаривал со мной, беспокойно пробегая взглядом с одного предмета на другой. Прежде чем доложить Верховному о нем, я посоветовался с Голицыным, как быть, передавая ему мое впечатление.
– Хан, к Верховному ты должен допускать всех, как он тебя просил, но если ты не доверяешь этому полковнику, то войди к Верховному вместе с ним и следи за каждым его движением. Если он сделает хотя одно подозрительное движение, грозящее жизни Верховного, то ты имеешь полное нравственное право уложить его на месте.