Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Ляжи, дьявол, а то и рот завяжу! Фу, дурень! Пущай поляжит! Через час он опять будет хороший казак. Не раз уж он так-то ляжал у меня! Как только напьется, я немедля его таким манером в кровать, он и ляжит, как дитя, – говорила хозяйка, утирая нос концом своего передника.

– Как же вы с ним одни-то справляетесь? – спросил я, поражаясь.

– Что же мудренаго! – смеялась молодая и здоровая казачка, возвращаясь в кухню к прерванной работе.

Глядя на пьяного казака, у меня мелькнула мысль, что быть может, большевики нарочно напоили его, чтобы он в пьяном виде причинил какой-нибудь вред Верховному. И зачем квартирьер, отведя квартиру в доме этого казака, сообщил ему, что здесь остановится Верховный, беспокоился я. Под предлогом дать корма для лошадей, с разрешения хозяйки, я послал Фоку обшарить сеновал и чердак – не найдет ли он там что-нибудь. Не прошло и десяти минут, как возвратился Фока и доложил:

– Нема ничего, Ваше благородие!

После сказанного «нема» я совершенно успокоился, так как зная хорошо своего Фоку, я знал, что «нема» значит действительно – «нема».

Было около пяти часов вечера, когда Верховный, генерал Романовский, Долинский и я сидели за столом и пили чай. Было тепло и уютно. Самовар мирно шипел на столе. Верховный был очень доволен гостеприимством хозяйки.Вдруг меня вызвал дежурный офицер конвоя. Выйдя в соседнюю комнату, я увидел в ней Федора Исаевича Баткина, попросившего меня доложить о нем Верховному. Он имел очень взволнованный вид и трясся, как лист, как от волнения, так и от холода, ибо был в одной старой и тоненькой рваной тужурке. Я доложил о нем Верховному, и он приказал Баткину войти.

– Ваше Высокопревосходительство, вчера ночью меня хотели убить офицеры из винтовки. Гвардейцы ненавидят демократический элемент в армии, а меня тем более. Они все время издеваются над моей личностью и над евреями вообще. Они довели меня до такого состояния, что я принужден обратиться к вам, зная заранее, что вы не позволите проделывать подобное безобразие в командуемой вами армии! – говорил взволнованный Баткин.

– Вы слышите, Иван Павлович? – спросил Верховный, обращаясь к генералу Романовскому, сурово глядя на него. – Пожалуйста, Иван Павлович, примите это ко вниманию и сегодня же доведите до сведения господ гвардейцев, чтобы они немедленно прекратили свои мальчишеские выходки. Пока они служат в моей армии, они должны думать только о Родине, а не вносить в армию устаревшие дикие привычки. Пока я командую армией, я не допущу, чтобы в ней издевались над чьей-нибудь личностью, будь то еврей, армянин или мусульманин, не говоря уже об издевательстве над нацией. Эти все господа гвардейцы, ставленники генерала Алексеева! Черт знает что за безобразие! Пожалуйста, Иван Павлович, примите строжайшие меры для прекращения всего этого. Я же, если еще раз услышу от кого-нибудь о подобном безобразии, прикажу немедленно виновника расстрелять, будь то мой родной сын! В моей армии имеет право быть каждый, кто бы он ни был по национальности. Каждый честный человек, дерущийся в рядах армии против врагов России, – ее сын, и он мне дорог. Хан, поручаю вам Баткина. Он – ваш гость! – приказал мне Верховный.

С этого дня и до 3 апреля Баткин находился при мне и был на положении гостя.

Хомутовская

15 февраля 1918 года.

«Та-та-та!» – началась внезапно ружейная и пулеметная трескотня рано утром, когда я в комнате, соседней с нашей общей, совершал свой намаз. Верховный, Долинский и я спали в одной комнате.

– Хан, Хан! – послышался голос Верховного.

Не получив от меня ответа, он вошел в соседнюю комнату и, увидя, что я молюсь, возвратился к себе и начал одеваться. Несколько минут спустя прибывший офицер передал мне о наступлении большевиков. Я доложил об этом Верховному, успевшему уже одеться.

– Хорошо, я сейчас иду! Вы и Долинский будете при мне! – сказал он, быстро выходя из дома, со своей неизменной палкой.

– Фока, передай конвою, чтобы он последовал за нами! – крикнул я, взяв бинокль, и побежал за Верховным,

– Стой! Кто вы такие и куда скачете?! – спросил Верховный, остановив несшихся по деревне каких-то всадников.

– Ваше Высокопревосходительство, большевики наступают! – взволнованно ответили всадники.

– Ну и что же из того, что наступают?! Поэтому надо разводить панику?! Убирайтесь сейчас же по своим местам! – сурово погнал их Верховный.

Мы направились в ту сторону, откуда слышалась пальба, и скоро были на окраине деревни.

«Пью»!.. – протяжно пропел и затем разорвался снаряд в сажени расстояния от Верховного, сделав аршина в полтора воронку и подбросив высоко снег с мерзлой землей.

– Ах, у этих негодяев есть пушки! Ну, да это не беда! Мы их сейчас!.. – сказал Верховный, не отрываясь от поданного мною бинокля.

Верховный стоял на дороге у избы. К нему подошел генерал Казанович с вопросом: «Серьезно ли это?»