Жизнь и смерть генерала Корнилова

И несмотря на данное приказание, он все же решил делать ежедневный осмотр обозу еще и лично. С этой целью он выезжал аккуратно в пять с половиной часов утра с места стоянки и, нагнав голову обоза, останавливал каждую из подвод, осматривал ее и пропускал вперед, указав известную дистанцию. Лишних людей, конечно военных, он бесцеремонно со строгим выговором высаживал и отправлял в распоряжение полковника Корвина-Круковского, коменданта штаба. Лишние же вещи, как бы ценны они ни были, Верховный безжалостно приказывал выбрасывать.

– Хан, вы осматривайте первую телегу, а Долинский вторую! – приказывал он нам, останавливая телеги парами и присутствуя лично при осмотре.

Раненых спрашивал, перевязали ли их перед выступлением, сыты ли они и удобно ли в повозке. Пропустив таким образом весь обоз, он садился на лошадь и, нагнав армию, делал и ей смотр. На такие осмотры ежедневно уходило от четырех до пяти часов. Будь снег, дождь или стужа, все равно Верховный производил осмотр обоза от пяти до девяти-десяти часов утра. В те же дни, когда в эти часы был бой, он осматривал обоз после боя, будь это день или ночь.

– Обоз – это самое больное место армии. Если он будет в порядке, то армии легко и она спокойно будет делать свое дело. Если я сам лично не буду смотреть за ним, он не будет идти в порядке и нарушит все движение! – говорил Верховный.

Таким образом, следя за боевыми действиями и за обозом сам, Верховный шаг за шагом вел нас вперед, и мы дошли до Журавского хутора, находившегося невдалеке от станции Выселки, которую, после короткого удара, взял Корниловский полк. После занятия Выселок Корниловский полк, оставив заслон из дивизиона гвардии полковника Гершельмана, сам продвинулся к хутору Малеваному. По уходе Корниловского полка полковник Гершельман сдал без боя Выселки большевикам, которые, быстро сосредоточив крупные силы, начали военные действия. Это известие как громом поразило Верховного. Он в это время сидел над картой, придумывая способы, как можно без крупных потерь взять завтра Кореновскую.

– Что? Гершельман самовольно оставил Выселки без боя?! Да как он смел? Позвать сейчас же его сюда ко мне! – приказал возмущенный до глубины души Верховный.

Надо заметить, что Гершельман этим поступком расстроил все планы Верховного и стал главной причиной гибели лучших сынов армии во время вторичного взятия Выселок.

В ту же ночь Верховный приказал генералу Богаевскому со своими партизанами ударить на Выселки и до утра ее захватить. Но это не удалось. И только на другой день, т. е. 3 марта, после кровопролитного боя, удалось захватить эту станцию вторично.

Когда полковник Гершельман явился по требованию Верховного, то последний набросился на него:

– Как вы смели отдать большевикам кровью завоеванную местность? Разве вы не думали о том, что вам грозит за это? Не расстреливаю вас за это преступление лишь потому, что принимаю во внимание прежние ваши заслуги в армии! Извольте сдать дивизион указанному мною лицу, а сами отправляйтесь куда хотите, но чтобы я вас больше не видел! – сурово приказал Верховный полковнику Гершельману, стоявшему перед ним со смертельно бледным лицом.

В эту ночь Верховный почти не спал, а на рассвете 3 марта генерал Романовский доложил ему, уже сидевшему над картой при свете огарков, о наступлении большевиков с Выселок.

– А, повели наступление? – переспросил спокойно Верховный и, отпустив генерала Романовского, поспешно начал одевать свою бекешу.

Зная привычки Верховного и думая все же напоить его чаем, я в это утро встал раньше и приготовил ему завтрак из двух яиц и стакана чаю.

– Нет, Хан, сейчас не до чая! Берите бинокль! Где моя палка? Идемте! – ответил Верховный, когда я ему предложил завтрак.

Быстро вскочив на ожидавшего булана и слегка тронув его бока шенкелями, Верховный крупной рысью поскакал к месту боя. Булан мчался вперед, неся на себе неподвижно сидевшего и сосредоточенно смотревшего перед собой Верховного. Чем ближе мы подъезжали к месту боя, тем яснее и яснее слышалась орудийная, пулеметная и ружейная стрельба. Заслышав вокруг себя знакомые звуки пуль, Верховный приказал конвою остановиться, а сам, спешившись, с Долинским и со мною пошел вперед. Генерала Романовского с нами почему-то не было, очевидно, он был занят отдаванием распоряжений и приказаний Верховного. Подойдя до передовой линии, находившейся перед самыми Выселками, он, не оборачиваясь, протянул руку назад и я, зная этот жест, быстро подал ему бинокль.

«Пью, пью, пью!» – пролетали кругом нас остроконечные пули. «Ж-ж-ж-ж!» – протяжно жужжа, пролетали мимо нас и шлепались сзади, взрывая землю, «гра». Несмотря на это, Верховный стоял и следил за полем боя в бинокль.

– Хан, потащи за полу шинели назад этого господина. Армия и так, слава Богу, знает, что он храбрый! Куда он лезет! – выходя из себя, говорил Виктор Иванович, указывая на Верховного, то открывая, то закрывая нервно глаза от беспрерывного жужжания пуль.

– Я сам, брат, об этом давно думаю, но он ни за что назад не пойдет, хоть отрежь ему голову! – вполголоса ответил я.