Жизнь и смерть генерала Корнилова

Каждый раз при моем возвращении из Могилева и появлении среди заключенных они все бросались ко мне навстречу, как дети к отцу, засыпая вопросами: есть ли письма, какие газеты, журналы и какие новости я им привез сегодня, и спокойно ли в полку? Получившие письма на мгновение успокаивались, читая их, а не получившие – грустно уходили в сторону, ожидая, когда счастливцы поделятся с ними новостями. Во время чтения писем, лица одних становились веселыми, а другие хмурились. Мне почему-то всегда хотелось радовать трех лиц: Кзыл Юзли и генералов Кислякова и Романовского. Когда для них не было писем и поручений, то мне как-то самому было тяжело и неприятно ехать в Быхов к ним с пустыми руками. Когда же я мог обрадовать их приятными письмами или известием, то радовался сам, видя их радость. Каждый раз по пути в Могилев я просил Аллаха дать мне возможность порадовать их, а в особенности исстрадавшуюся душу Кзыл Юзли.

Из всех лиц, виденных мною за время пребывания Верховного в Быхове, я не забуду неискренности чинов штаба Британской военной миссии и вынесенного мною оттуда впечатления.

Еще в самом начале по приезде в Быхов Верховный послал меня с письмом к главе Великобританской военной миссии при Ставке, генералу Бартеру. Кроме письма Верховного, меня снабдил рекомендательным письмом полковник Пронин к генералу Базилевскому, состоявшему при иностранной миссии, с просьбой, чтобы последний доверился мне как самому близкому человеку Верховного и узников и передавал через меня письма и сведения о настроении иностранцев в отношении к узникам и текущим событиям.

По прибытии в миссию, представившись начальнику штаба Бартера полковнику Эдверсу, я вручил ему письмо Верховного, прося ответа. Взяв письмо, он отправился к генералу Бартеру, собиравшемуся идти в Ставку (было уже одиннадцать часов утра). Возвратившись назад с письмом Верховного, Эдверс начал искать среди своих бумаг переписку Верховного, когда последний был еще в Ставке, и стал сравнивать ее с письмом, привезенным мною. Главным образом он обратил внимание на подпись, рассматривая ее при помощи каких-то стекол. После долгих и упорных «химических и физических» анализов он от своего имени написал Верховному письмо, прося ответа.

Прочитав письмо Эдверса, Верховный произнес:

– Удивительные люди эти англичане. Ведь им я раньше писал и сейчас пишу, а они до сих пор незнакомы с моим почерком.

Могилев лихорадочно готовился к встрече «победителя» Керенского. Как его встретил Могилев, писать не буду, так как об этом писалось в свое время много. Скажу только, что весь город был иллюминован, улицы полны толпой. Говорили, что в этот день, т. е. в день приезда «диктатора» в Могилев, еврейское население преподнесло Керенскому золотое яйцо на серебряном блюде. Кроме того, в честь Керенского был дан банкет, на который были приглашены кроме чинов Ставки и чины иностранных миссий. На другой день после этого банкета я повез генералу Бартеру письмо, написанное Верховным и Аладьиным. Получив это письмо, полковник Эдверс опять куда-то исчез, очевидно, для сличения подписей и почерка. Возвратившись, он сообщил мне буквально следующее:

– В своем письме генерал Корнилов считает вас за своего сына и поэтому я хочу сказать вам, что ему пожалован королем Великобритании самый высший орден.

Взяв меня за плечо, он подвел к шкафу, где находился в футляре орден, и показал его. На мой вопрос, когда Верховный может получить пожалованный орден, он ответил, что есть надежда, что это будет очень скоро. При вручении этого ордена необходима некоторая церемония, которой нельзя проделать сейчас.

– Передайте генералу Корнилову, что вчера по поводу его у генерала Бартера был разговор с Керенским, который заключался приблизительно в следующем:

– За что генерала Корнилова посадили в тюрьму в Быхове? – спросил Керенского генерал Бартер.

– С изменником родины иначе не поступают! – ответил Керенский.

– Никакой измены я в его действиях не вижу и считаю Корнилова честнейшим человеком и хорошим патриотом, могущим спасти Россию! – возразил Бартер.

– Но какой же он патриот, когда он изменил родине! – опять повторил Керенский.

– Мне кажется, придет время, когда вы поедете в Быхов и на коленях будете просить прощения у этого человека! – закончил генерал Бартер.

На мой вопрос, как реагирует Великобритания на теперешние события и думает ли правительство помочь России, а, в частности, и узникам, Эдверс ответил:

– Мы получили предписание от своего правительства не вмешиваться во внутренние русские дела.

Глядя в его глаза, я прочитал и окончание: «Еще Россия не дошла до положения Персии. Мы придем помочь ей тогда, когда она окончательно развалится и когда русские полки не будут угрожать нашей Индии».

Затем Эдверс просил передать Верховному о желании генерала Бартера приехать в Быхов, чтобы пожать руку ему. Снабдив меня сигарами, газетами и сводками, Эдверс, прощаясь со мной, просил заходить к нему как можно чаще побеседовать, этому он будет очень рад, потому что я хивинец, а он много читал о Туркестане и очень интересуется им.