Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Ай, Хан Ага, молодец Суворов Ага, что он нашего Уллу бояра любит. Он говорит Керенский: «Иды, садысь перед Гярнилау! Ишак ты, зачем его посадыл в Бихоу? Што он тэбе вор, ах ты такой-сякой!» Правда это, Ага?

И, зараженный общим ликованием узников, он спросил меня, на этот раз уже по-туркменски:

– Если, Ага, это правда, то русский народ, прочтя это, скоро придет сюда и освободит нашего бояра?

По прочтении газеты «Русь» в коридоре школы-тюрьмы было большое оживление. Заключенные, разбиваясь на группы, делились впечатлениями. Верховный также вышел в коридор и, стоя на пороге своей комнаты, начал беседовать со мной. На мой вопрос, есть ли надежда на то, что генерал Духонин поможет нам вовремя выбраться отсюда в случае выступления большевиков, Верховный, махнув рукой, произнес:

– Он все мямлит! Посмотрим дальше…

В это время появился Реджэб, неся Верховному лампу, и, услышав слово «большевик», обратился ко мне по-текински с вопросом:

– Хан Ага, я никак не могу понять, что такое «большобик»? «Большовой» – это значит большой, а что такое «бик»?

– Что такое? – удивленно спросил так же по-туркменски Верховный.

Реджэб, склонив от смущения налево свою голову, повторил свой вопрос.

– Хорошо, вот сейчас я объясню тебе. Видишь с генералом Лукомским разговаривает кто-то? Это и есть большевик! – ответил Верховный, указывая на генерала Романовского.

– Почему, Ага? – удивился Реджэб.

– А потому, что он большой! – пояснил Верховный, стараясь сдержать смех.

В это время генерал Романовский, заметив, что Верховный смотрит на него, а Реджэб показывает пальцем, подошел к нам и спросил, в чем дело.

– Я даю урок по определению большевиков, и Реджэб проявляет колоссальную способность. Ну-ка, Реджеб, кто большевик? – спросил Верховный.

– Вот Ага! – наивно указал пальцем Реджэб на Романовского, широко открывшего глаза от удивления.

– А еще кто? – стараясь быть серьезным, спросил Верховный.

– Еренэль Ердел (генерал Эрдели)! – так же серьезно ответил Реджэб, указывая пальцем на беспечно гулявшего генерала Эрдели.

Верховный не выдержал и громко расхохотался.

– Ваше Превосходительство, что, Реджэб по росту определяет, что ли? – спросил наконец генерал Романовский у хохотавшего Уллу бояра.

– Да, да! – говорил, захлебываясь от смеха, Верховный.

– После таких понятий о большевизме может случиться, что он свободно нас и прикончит! Разве можно, Ваше Превосходительство, натравливать Реджэба на меня и Эрдели? Ведь вы сами понимаете, каков он! – полусерьезно и полушутливо говорил генерал Романовский.

Реджэб, догадавшись, что над ним пошутили, сконфуженно ушел, но не успел я появиться в караульном помещении, куда зашел, чтобы поговорить с Баба Ханом, как он обратился ко мне:

– Хан Ага, генерал Романовский на меня не сердится, что я его называл большобиком. Объясни, Ага, пожалуйста, нам, кто такие люди-большебики? Георгиевцы день и ночь говорят о них. Хвалят и не дождутся их прихода. Они говорят нам, что большевики хорошие люди и хотят дать нам землю и полную свободу. Говорят, что с приходом большебиков не будет ни генералов, ни офицеров. Войны тоже не будет, и все заживут хорошо. Это правда? Объясни нам, пожалуйста!

– Бэ, бе, бэ… – слышались удивленные голоса джигитов, когда я объяснил им, что такое большевизм.

– Ага, к нам не подойдут законы большевизма – ведь мы мусульмане! – вставил кто-то из присутствовавших.

– Дай Аллах, чтобы мы всегда остались сильными, объединенными и верующими в Единого Аллаха, – тогда нам никто в мире не опасен! – успокоил я его.

В один прекрасный вечер в Быхов явились товарищи из Могилева и заявили коменданту о своем желании видеть Верховного, дабы убедиться, что он еще находится в Быхове и никуда не бежал. Узнав об этом, я доложил Верховному.

– Негодяи! – возмущенно произнес Верховный. – Ну, да ничего, я им покажусь, а после этого, Хан, нам свободнее будет действовать! – сказал он, собираясь выйти.

Выйдя в коридор и увидев стоявших у лестницы товарищей, я, разозленный их присутствием и нахальством, произнес:

– Сейчас Верховный пройдет в уборную – смотрите!

Действительно, Верховный, не подозревая о близком присутствии товарищей и не видя их благодаря скудному освещению в коридоре и на лестнице, прошел в уборную. Этим «смотр» был закончен. Узнав об отъезде товарищей, ожидавший их Верховный очень удивился и много смеялся тому, что эти господа остались удовлетворены таким «смотром».

В конце октября Верховный начал пачками (в два-три человека) отправлять узников на Дон. Беглецы наряжались в разные платья, чтобы не быть узнанными. Бегство их было придумано очень ловко. Капитан Чунихин, бывший узник, но прежде всех освобожденный, куда-то исчезал и через два-три дня появлялся в Быхове с какими-то документами за подписью самого Шабловского на имя коменданта Ставки, в которых указывались имена узников, подлежавших освобождению, и те, свободно выйдя из Быхова, исчезали – кто на Дон, а кто в другие города необъятной России.

Бегство