Жизнь и смерть генерала Корнилова

Проехав безостановочно целый день после ночной переправы, мы вечером остановились в имении помещика Катрожникова. Здесь Верховный дал полку четвертую дневку и приказал перековать лошадей. Целый день он был занят осмотром полка, хотя это было дело полковника Кюгельгена. Беседуя с туркменами, Верховный спрашивал, многие ли из них еще не получили теплые вещи и много ли негодных к дальнейшему пути лошадей? Узнав, что полк еще далеко не одет и количество отстающих джигитов все растет и растет, он страшно разозлился. В этом имении им было приказано бросить несколько аргамаков, которые не были в состоянии преодолеть дальнейший путь. В числе брошенных оказался премированный красавец серый жеребец поручика Нейдгарта.

Наконец терпение Верховного лопнуло. Раздраженный беспорядком в полку и назойливым торчанием полковника Эргарта у него, Верховный, позвав командира полка, приказал передать офицерам, чтобы они все находились на своих местах и занимались своим делом, вместо того чтобы беспокоить его и мешать ему работать. И только после этого приказания Верховный немного отдохнул от бесцеремонных посетителей.

Хозяин имения встретил нас очень радушно и приветливо. Обрадовавшись прибытию столь высокого гостя, он устроил роскошный обед и ужин, к которым были приглашены из ближайших имений даже дамы. Забыв тяжелый путь, вечером, под звуки грамофона мы все танцевали, отдыхая в этой уютной обстановке, были счастливы и довольны. Все неприятности и усталость были разом забыты. Перед отъездом из имения помещик предупредил Верховного, что большевики, узнав от бежавших солдат нашего полка, что генерал Корнилов едет на Дон, начали сосредотачивать свои силы на узловых станциях, чтобы поймать его. После этого сообщения Верховный, задумавшись, начал что-то отмечать на карте красным и синим карандашами.

– Это сообщение, Хан, голубчик, не из приятных. Банда эта не была бы страшна, если бы полк находился в других руках, – сказал мне Верховный, узнав от командира полка, что в полку нет ни одного золотника взрывчатых веществ, никаких инструментов для порчи железнодорожных мостов, путей, телеграфных линий и никаких медикаментов на случай боя.

Верховный был мрачен и задумчив.

Выступив из имения перед рассветом и проехав верст сорок, мы подъехали к городу Суражу. Перед мостом Суража, приняв все меры на случай встречи с большевиками, мы с заряженными винтовками в руках въехали в город. Было около десяти часов утра. Несмотря на то, что солнце ярко светило, было очень холодно. Граждане города, высыпавши на улицы, приветливо кланялись и крестили нас, когда мы проезжали мимо них. Отъехав приблизительно версты три от Суража, мы остановились в одном бедном селе, совершенно непохожем на те, которые встречали до сих пор. Жители его не бежали от нас, так как до них, очевидно, еще не дошло сообщение о чудовищном атамане шайки – Корнилове.

Верховный вошел в первую попавшуюся избу.

– Хан, передайте полковнику Кюгельгену, что мы через два часа выступаем и чтобы люди не особенно разбредались! – приказал мне Верховный.

Исполнив приказание, я возвратился в хату и застал Верховного разговаривающим с мужиком, хозяином хаты.

– Что ты скажешь о появлении большевиков у Клинцов? Может быть, знаешь, зачем они там появились? – спросил его Верховный.

– Не смогу доложить! Пущай являются – значит, есть дело, коли их привязли туда! – ответил мужик и, помолчав немного, спросил: – А вот вы мне скажите, куда вы путь держите?!

– Домой! – ответил Верховный.

– Домой? А где ваш дом-то?

– На Кавказе!

– Вот что! А почему верхами, а не по железке?

– Потому что железка занята!

– На Кавказ… Вот что!!! – протянул мужик.

– А что? – поинтересовался Верховный.

– Да ничаво! – и опять немного помолчав, добавил: – Едва ли вы доедете!

– А почему бы нам не доехать? – удивился Верховный.

– Да уж больно у людей и у лошадей вид-то измученный. Да к тому же и зима-то суровая, а путь далекий, да и тяжелый! – сказал мужик, прищурив глаза и доставая из кармана махорку.

Верховный глубоко вздохнул, вынул карту и погрузился в думы.

Действительно, вид лошадей и людей за шесть дней тяжелого пути от холода, голода и бессонницы сильно изменился. С каждым днем число отстающих от полка джигитов все увеличивалось. Они отставали пачками – по два-три человека вследствие болезней, да и оттого, что лошади их хромали, потеряв подковы, или, просто отстав, попадали в руки враждебно настроенных мужиков, которые их убивали и обирали. Таким образом, и без того далеко не полный полк, состоявший из четырех эскадронов, из которых каждый имел не больше 70–80 человек, по мере движения вперед все таял и таял.

– Эй, дядя, свари-ка нам картошки! – обратился Верховный к мужику, как бы очнувшись от глубокого сна и на мгновение оторвавшись от карты.

– Почаму бы и нет, коли она есть! – промолвил мужик, выходя в сени.