Жизнь и смерть на вершинах мира

Все сведения об образе жизни и повадках пищух, почерпнутые мною в районе озер Банд-и-Амира, подтверждаются наблюдениями в долине Чап-Даррах. Основное различие в том, что высокогорная пищуха (Ochotona roylei) не выкапывает норок, а использует естественные полости среди камней, и поэтому ее намного труднее обнаружить. Кроме того, она более пуглива. Наблюдая зверьков, я убеждаюсь, до чего они нервны и боязливы. С этим связана и их манера передвигаться. Быстрыми перебежками пищуха пересекает открытое пространство и останавливается лишь в надежном укрытии с хорошим обзором. Там она застывает на месте, тщательно осматривается и, только убедившись, что вокруг ей ничто не грозит, стремительными скачками продолжает движение. При встрече с чем-нибудь неожиданным и непривычным, особенно с человеком, она быстро скрывается в расщелину между камнями, но через минуту снова осторожно появляется и начинает наблюдать источник опасности. Здешние пищухи не только умеют ловко скрываться среди камней; однажды мне удалось наблюдать, как одна из них проворно перелезла через многометровую, почти отвесную скальную плиту. Присутствие пищух легче всего обнаружить по их экскрементам, оставляемым, как правило, на плоских камнях вблизи кустарников или же прямо на мертвой осыпи, — несколько шариков вроде высохших горошин.

В сообществе пищух под кустами жимолости обитали и высокогорные полевки того же вида, что и в долине Ишмурх. Мир пернатых здесь также довольно разнообразен. Больше всего ореховок — они перебегают по камням с такой скоростью, что кажется, это шмыгают мыши, а не птицы. Кроме них встречались трясогузки, несколько раз прилетали галки, и три дня подряд я среди поросших жимолостью камней наблюдал удода.

Дни в Чап-Даррахе были холодные, с дождем и снегом, от зари до зари заполненные работой, но вместе с усталостью было и чувство удовлетворения от получаемых результатов. В первые дни я пытался придерживаться определенного распорядка: с утра заваривал чай, днем готовил обед из концентратов, вечером — пудинг с максимальным количеством порошкового молока. Но по мере уменьшения запаса продуктов перешел на другой ритм: утром чай, вечером суп, а в дополнение к ним я грыз орехи, вначале предназначенные в качестве приманки для мышеловок. За это время я прекрасно освоился с жизнью в полном одиночестве, которое еще усиливают окружающие горы. Одиночество в горах несколько иное, чем на море, где в безграничной водной пустыне хоть изредка на горизонте можно увидеть судно как напоминание о современной цивилизации. Здесь что-либо подобное просто невозможно. Мои товарищи, отделенные от меня несколькими десятками-километров гор, через которые «и птица не пролетит», тоже полностью находятся во власти природы и противопоставляют ей лишь собственную силу и волю.

Поначалу одиночество сковывало руки, но постепенно я перестал его ощущать, оно незаметно стало частью моего существования. Вечером, когда наступавшая темнота заставляла меня закончить работу и холод загонял в палатку, у меня был выбор. Если погода была ясной, я мог оставить вход в палатку открытым и наблюдать, как ледяные вершины Памира розовеют, затем темнеют до густого красного цвета и постепенно гаснут, сливаясь с темным горизонтом. Словно не солнце, а горы «заходят» в сине-черную пропасть долин. В плохую же погоду закрывался в палатке и среди ее полотняных стен создавал себе иллюзию безопасного убежища. Дописывал дневник, дополняя наблюдения прошедшего дня.

Но самое сильное впечатление от пребывания в долине Чап-Даррах — это, конечно же, моя встреча со снежным барсом. Произошла она совершенно неожиданно. К концу дня, когда до наступления сумерек остается не больше часа, сижу в палатке. Стены прогибаются под напором ветра, несущего заряды мокрого снега. С досадой думаю о том, что у палатки лежит необработанная тушка сурка и что я так и не успел наметить место отлова на завтра. Слева от палатки, совсем рядом, предупреждающе свистнул сурок. Откуда он взялся? Возможно ли, что я ничего не знаю о столь близко расположенных норах? В эту пору здесь всегда очень тихо. Быстро обуваюсь и выхожу взглянуть, что испугало сурка. Осторожно продвигаюсь западиной в сторону услышанного звука, где, насколько я помню, есть какие-то, как я думал, заброшенные норы. Выбираюсь на небольшой холм. Сурков не видно.