Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

В то же время современная наука задается целью раскрыть конкретную взаимосвязь этих двух исторических феноменов и уяснить их взаимодействие со всеми иными общественными сферами: экологией, политикой, идеологией, ментальностью и т. д. Так, ряд медиевистов обращают внимание на роль в экономическом и демографическом подъеме XI–XII вв. крупных социально-политических перемен, именуемых «феодальной революцией». При этом имеются в виду укрепление власти местных шателенов, расширение их судебно-политических прерогатив, усиление эксплуатации крестьян, принуждение к более интенсивному труду. По мысли сторонников этой концепции, в ходе феодальной революции растет сельскохозяйственное производство, консолидируется семья, улучшается питание, уменьшается смертность, увеличивается численность населения[218].

Другие специалисты, объясняя этот подъем, связывают его с широким использованием железа и улучшением сельскохозяйственного инвентаря, что облегчало подъем новых земель и создавало ресурсы для роста населения[219]. Третьи сосредоточивают внимание на экономическом и культурном влиянии Востока в период крестовых походов: в этом влиянии видят мощный импульс всего общественного развития[220]. Четвертые придают особое значение благоприятным для Западной Европы в целом и Франции в частности изменениям во внешнеполитических условиях (прекращение внешних вторжений) и в действии внутренних импульсов социально-экономического развития (усиление стимулов экономического роста)[221]. Пятые усматривают истоки подъема XI–XIII вв. в долговременном улучшении климата (сокращение числа влажных — «гнилых» — лет), что благоприятствовало и сельскохозяйственному росту[222]. Наконец, встречаются высказывания в пользу того, что в основе экономического и демографического роста XI–XIII вв. лежало формирование малой супружеской семьи, обеспечившее перестройку всех форм жизни, включая и условия воспроизводства населения[223].

Недостаточность — или неудовлетворительность — ряда подобных трактовок отмечалась неоднократно. Не повторяя высказывавшихся критических замечаний[224], остановимся лишь на двух-трех общих недостатках, характерных для некоторых концепций демографического подъема во Франции XI–XIII вв. Отметим прежде всего необходимость больше учитывать исключительное многообразие тех исторических связей, которыми был обусловлен данный демографический сдвиг. Его неслучайно пытаются вывести из самых разных сфер общественной жизни. Он и в самом деле имел предпосылки и в экономике, и в политике, и в культуре, и в экологии. Понять его происхождение можно поэтому лишь при системном, целостном подходе к изучению тогдашнего общества. Но это только одна сторона дела.

Быть может, еще важнее другое обстоятельство. Рассматривая историческое место роста населения в XI–XIII вв., исследователи ограничивались обычно изучением предпосылок (и последствий) самого этого количественного роста. Тем самым данный демографический феномен сводился к некоему одномерному количественному явлению и в качестве такового включался в контекст прочих исторических процессов. Между тем одно и то же увеличение численности французского населения могло быть в XI–XIII вв. результатом самых разных демографических явлений (или самых разных их комбинаций). Так, оно могло быть вызвано и ростом общей рождаемости, и сокращением детской (или общей) смертности, и уменьшением доли холостяков (т. е. ростом брачности), и снижением возраста первого брака (т. е. удлинением детородного периода) и т. д. и т. п. Иными словами, демографический рост XI–XIII вв. (как, впрочем, и любой демографический сдвиг) сам представлял в высшей степени сложное, неоднородное явление. Чтобы понять его, необходимо увидеть за однозначным количественным итогом совокупность перекрещивающихся процессов, каждый из которых мог иметь свои объективные и субъективные причины и результаты. Выявление подлинных исторических предпосылок и последствий этого роста упирается, таким образом, в раскрытие его внутреннего механизма, в исследование стереотипов демографического поведения и их социально-психологической мотивации.

Как видим, историк, стремящийся к целостному воспроизведению демографических процессов прошлого, никоим образом не может ограничиться выявлением динамики населения или даже общим анализом связей этой динамики с социально-экономическим и политическим развитием[225]. В его задачу обязательно входит изучение демографических процессов в их «человеческом измерении», т. е. уяснение того, какие конкретные перемены в демографическом поведении индивидов изменяли численность популяции и какие новые импульсы порождали самые эти изменения. В применении к Франции XI–XII вв. это означает, что происходивший в ней тогда демографический рост может быть должным образом объяснен и оценен лишь при всестороннем исследовании его конкретных демографических слагаемых и их социальных и социально-психологических импульсов и последствий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука