Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции

Тем не менее антифеминистские и антиматримониальные воззрения формулировались в это время очень резко. Вот что писал, например, Э. Дешан. «Я хорошо знаю, — писал он, — что сердце ни льва, ни леопарда, ни иного хищника, ни самого религиозного из людей не так верно себе, как верна себе женщина. (Она извечно творит одно и то же.) Женщиной были погублены и царь Соломон, и первый человек, и весь род людской. И нет такого в мире, чего не смогла бы погубить женщина. Ею были преданы и могущественнейший Самсон, и неистовый Геракл, и царь Давид. Она же довела до могилы Мерлина. Никто не смог спастись от женского злоязычия… И многих смелых и достойных людей погубили либо любовь, либо брак…»[529] В соответствии с этим взглядом на женщину Дешан всячески порицает брачный союз с ней, сравнивая всякий брак с сумасшествием, с самоубийством, с серважем, рабством и тому подобными бедами[530]. В большинстве случаев Дешан обращается с призывом к мужчинам воздерживаться от брака. При этом он замечает, что свобода от брачных уз ничуть не мешает мужчине обрести женщину, когда он «возжаждет»[531]. Но в некоторых балладах Дешан советует избегать брака и женщинам[532]. В общем его идеалом оказывается холостое состояние, не исключающее при этом внебрачных связей, особенно для мужчин. Именно мужчина — главное действующее лицо в лирике Э. Дешана. Женщина — лишь объект мужских страстей. В качестве такового она может быть и предметом мужского поклонения, и источником мужских страданий, вызванных неудовлетворенной страстью. Но это — до брака. Брачные узы — погибель и для мужчины, и для женщины. Противостоит же браку, с точки зрения Э. Дешана, свободная любовь.

Нетрудно понять, что в рамках этого взгляда оправданы и конкубины, и содержанки, и даже проститутки. Вероятно, Дешан сознавал нереалистичность своих призывов ко всеобщему безбрачию. Самая решительность его призывов объяснялась, думается, отчасти тем, что поэт сознавал относительную неуязвимость церковного брака как общепризнанного института. И все же не пройдем мимо того факта, что Дешан, писавший в конце XIV — начале XV в., т. е. во времена, которые были периодом острой нехватки человеческих ресурсов, ничуть не задумывался над проблемой умножения браков. Это тем более заслуживает внимания, что воззрения Дешана не представляли во Франции XIV–XV вв. чего-то исключительного.

Широко распространенный сборник новелл «15 радостей брака» (рубеж XIV–XV вв.) представлял еще более острую, чем у Дешана, сатиру на этот институт. В этом сборнике на конкретных примерах рассматривались все мыслимые варианты брака — по любви, по расчету, при мезальянсах, без них, когда муж старше жены, когда жена старше мужа и т. п. И все они рано или поздно сводились, как свидетельствует автор, к обману, к супружеской измене, к моральным, физическим и материальным невзгодам, от которых нет спасения. Виною всему опять-таки — женщина, ее легкомыслие, жадность, эгоистичность, похотливость[533].

Против подобных обвинений в адрес женщин резко выступала Кристина Пизанская, писавшая, что «мужчины ополчаются против женщин из‑за собственных пороков и телесных изъянов, из зависти или даже из удовольствия, которое они получают от клеветы»[534]. Но и Кристина оценивала брачные узы в высшей степени критически: «Для многих женщин из‑за грубости мужей безрадостная жизнь в браке намного тяжелее, чем жизнь рабынь у сарацинов»[535]. Расходясь в объяснении невзгод супружества, писатели XIV — начала XV в. сходились, как видим, в признании неравноправия супругов, в констатации сугубо подчиненного положения женщины в семье. Анонимному автору «Трактата о домашнем хозяйстве и семейной морали» или же шевалье Делатур Ландри безропотная покорность жены мужу казалась необходимым условием супружеского счастья[536]. Кристина Пизанская видела в этом вопиющую несправедливость. Но самый факт бесспорного верховенства мужчины в семье никто не оспаривал.

Значит ли это, что статус женщины в семье ухудшился по сравнению с предыдущим столетием? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Ни одно из приводившихся выше свидетельств женской приниженности не содержит данных, на основании которых его можно было бы квалифицировать как характеризующее некое новое явление; все, о чем идет речь, явно существовало и в XIII в. Изменилось, видимо, лишь восприятие женского неравноправия. В XII–XIII вв. необходимость для жены подчиняться мужу не вызывала сомнений, казалась бесспорной. В XIV–XV вв. такое подчинение, видимо, перестало представляться само собой разумеющимся. Развернулась полемика об истоках и оправданности такого подчинения. Его масштабы, вероятно, не увеличились. Но осознание ущербности женского статуса — по крайней мере у тех, кто задумывался над этим сюжетом, — не могло не наложить негативный отпечаток на восприятие женщиной ее положения.