Среди вельмож поползли слухи, что под давлением светлейшего князя императрица подписала завещание о назначении своим наследником великого князя, но чтобы при этом непременно женился он на одной из дочерей Меншикова. Это явилось полной неожиданностью для тех, кто возводил ее на престол и все эти годы, стоя на ступенях трона, противостоял «старой» московской партии. «Птенцы гнезда Петрова» растерялись. Все они соглашались, что надобно открыть глаза государыне на опасность задуманного, на то, что ни в коем случае нельзя допускать юного Петра на престол, а тем паче — Меншикова к абсолютной власти... Но кто возьмет на себя смелость поговорить с императрицей? Екатерина болеет. Из опочивальни почти не выходит. Доступ к ней, кроме врача и придворных статс-дам, имеет один лишь Меншиков, который день-деньской — во дворце. И у него власть, у него — сила. Получалось так, что заговорщики, сойдясь, вместо решительных действий, вели какие-то уклончивые разговоры, осторожно подначивали и подстрекали друг друга.
— Надобно того не проронить и государыне донесть, — говорит обер-прокурор Сената Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев Девьеру. И тот его поддерживает:
— И чтоб донесть ея величеству ныне, а после-то времени не будет и все попусту, вас и не допустят.
Обратите внимание, генерал-полицмейстер столицы Антон Мануилович Девьер говорит: «вас не допустят», тем самым как бы сразу же отделяет себя от других заговорщиков. Все возлагают надежду на Толстого. Ему всех страшнее сын царевича Алексея на престоле и всевластие светлейшего. Но Толстой тоже уклоняется:
— Когда время придет, тогда доложат ея величеству, а я на то дерзновения не имею.
И опять смотрите: «тогда доложат». Кто-то доложит, не он, не Петр Андреевич Толстой. Впрочем, все, что он говорит, — неправда. Лукавый царедворец по привычке темнит. На самом деле он уже не раз пытался и сам получить аудиенцию у императрицы, и пробовал подговорить камер-фрейлину Волконскую, большую любительницу интриг, вполне сочувствовавшую его взглядам. Так в чем же дело?..
Сохранилась версия, принадлежащая французскому консулу Виллардо, составившему «Краткую историю жизни графа Толстого». Вот что он писал: «Согласие царицы на брак великого князя с дочерью Меншикова было подобно удару грома для герцога Голштинского, его супруги и Толстого. Они боялись возражать; герцог из-за отсутствия смелости, а герцогиня (Анна Петровна, дочь Екатерины. —
— Ваше величество, — сказал он, — я уже вижу топор, занесенный над головой Ваших детей и моей. Да хранит Вас Господь, сегодня я говорю не из-за себя, а из-за Вас. Мне уже больше 80 лет, и я считаю, что моя карьера уже закончена, мне безразличны все события, счастливые или грозные, но Вы, Ваше Величество, подумайте о себе, предотвратите и избегите удара, который Вам грозит, пока еще есть время, но скоро будет поздно...»
Говорили, что Бассевич, решительный министр безвольного Голштинского герцога, велел списать сию речь, носил ее в кармане и всем показывал. И что-де императрица была ею поколеблена... Увы, из материалов сохранившегося ныне следственного дела на заговорщиков складывается картина совсем другая. Из-за собственной нерешительности увидеться и поговорить с императрицей не удалось никому, кроме герцога Карла-Фридриха. По его словам: «Я уже нечто дал ея величеству знать, токмо изволила умолчать», — можно предположить, что разговор получился не чересчур вразумительный.
Говорили, что цесаревны бросались к ногам матери, заклиная ее не губить их. Но в это время состоялась вторая длительная и тайная аудиенция князя Меншикова. О чем на ней говорилось, никто не знает. Ни свидетельств, ни документов не осталось. Но похоже, что именно после нее вопрос о престолонаследии был решен окончательно и именно так, как на том настаивал светлейший.
Печально встретились после этих событий Иван Иванович Бутурлин с Девьером.
— Меншиков делает что хочет, — бубнил старый генерал, — меня, мужика старого, обидел, команду отдал мимо меня молодому, к тому же и адъютанта отнял. И откуда он таку власть взял?..
Девьеру, строго говоря, было безразлично, кто будет преемником императрицы. Однако, женатый на сестре светлейшего, он панически боялся свояка и за это ненавидел его. Имел он и свои честолюбивые планы.
— Меншиков всем Верховным советом овладел, — выговаривал он Толстому, — лучше бы меня в совет-то определили...