Читаем Жизнь и судьба Федора Соймонова полностью

Однажды Артемию Петровичу Волынскому донесли, что некий зажиточный астраханский торговец, на которого у губернатора давно вострился зуб, непочтительно отозвался в обществе то ли о самом Волынском, то ли о супруге его. Донос — всегда прекрасный предлог для начала преследования. Артемий Петрович пригласил купчишку к себе в дом в гости. Тот, наивно думая, что губернатор почему-то желает переменить гнев на милость, сготовил подарки и приехал. После краткой беседы он приглашен в трапезную, где сервирован обед на двоих. Но только бедолага уселся и приготовился закусить, как входят два здоровенных гайдука с шелепами и принимаются потчевать гостя оными. И не раз, не два, а в течение всего времени, пока его высокоблагородие господин губернатор изволили кушать с преотменным аппетитом.

Произведенной экзекуции показалось мало. Хозяин дома велел после «обеда» раздеть «гостя», привязать во дворе к перекладинам лестницы и обвешать с головы до ног кусками сырого мяса. После чего из псарни во двор выпустили свору некормленных охотничьих псов... Дальше, уже по личной инициативе, истерзанного, полуживого человека гайдуки натерли солью и выбросили за забор на снег.

Подобранный родными, торговец и не подумал жаловаться на самоуправство. Кому жаловаться? Пока до царя дойдет челобитная — губернатор не токмо его, но и всю семью со свету сживет. Вот так-то. А мы удивляемся: откуда в Узбекистане пришла в голову Адылову мысль устроить собственную тюрьму для свободных колхозников?..

Из доносов обер-фискала Нестерова царю Петру: «...некоторые из них (сенаторов — А. Т.) не токмо по данным им пунктам за другими не смотрят, но и сами вступили в сущее похищение казны вашей под чужими именами, от чего явно и отречься не могут; какой же от них может быть суд правый и оборона интересов ваших»?!

Сказывали, будто однажды, доведенный до исступления обилием дел о казнокрадстве, слушавшихся в Сенате, Петр велел генерал-прокурору Ягужинскому: «Напиши именной указ! Ежели кто и настолько украдет, что можно купить веревку, то будет на ней и повешен!»

Вы, наверное, не помните сталинского указа, по которому за сорванный в поле колосок, за катушку ниток отправляли людей в лагеря...

— Государь, — отвечал Петру Ягужинский, — неужели вы хотите остаться императором один, без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только отличием, что одни больше и приметнее, чем другие.

Царь будто бы рассмеялся и ничего не сказал на это. Указа не последовало.

Страшный для казнокрадов обер-фискал Алексей Нестеров, глава сыска о государственных преступлениях, происходил из крестьян. Родовитые его не любили, и он мстил им, усердно выискивая мздоимство и непорядки, наводя страх и рождая ненависть. Но ...в 1722 году казнили смертью ярославского провинциал-фискала Савву Попцова, чинившего обиды и разорение многим людям. А тот перед смертью оговорил своего начальника. Розыск и пытки в застенке быстро выявили истинное лицо этого человека. Он оказался таким же взяточником, как и те, кого сам преследовал. Дело его было передано в Вышний суд, и сенаторы, генералы, штаб- и обер-офицеры гвардии не без злорадства приговорили на своем заседании Нестерова к смертной казни, которая и была совершена в конце 1722 года. А в протоколах Сената появилась запись: «Понеже бывший обер-фискал Нестеров явился ныне во многих преступлениях, того ради его Императорское Величество указал искать в генерал-фискалы и обер-фискалы добрых людей и для того объявить всем коллегиям, ежели кто знает к оному делу достойных кого и таковых дабы писал в кандидаты и имена прислать на генеральный двор».

Умер под судом и Курбатов, бывший дворецкий Шереметева, ставший обер-инспектором московской ратуши и архангельским вице-губернатором.

Но почему же так воровали все эти умные, в большинстве своем преданные царю и отечеству люди? Почему ради личных целей они разворовывали страну, для которой радели, заботились и усердствовали?..

Сколько лет прошло с описываемой эпохи, сколько сменилось на земле общественных формаций, а мздоимство и воровство так и не стали архаизмами в нашей жизни. Судят американских сенаторов за злоупотребления служебным положением, идут громкие процессы в Японии. Вождь румынской коммунистической партии Николае Чаушеску расстрелян в 1989 году по обвинению в геноциде против румынского народа и в воровстве. В иностранных банках на его имя оказались положены миллиарды долларов. И это в то время, когда весь народ жил в ужасающей нищете, экономя во всем для выплаты внешнего государственного долга. Арестованы по обвинению в воровстве главы государств и руководители компартий в других странах Восточной Европы.

У нас по тем же причинам смещен с постов целый ряд высших руководителей партии и государства. Кто-то из них застрелился, кто-то не смог и потому просто сел в тюрьму.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белая Россия
Белая Россия

Нет ничего страшнее на свете, чем братоубийственная война. Россия пережила этот ужас в начале ХХ века. В советское время эта война романтизировалась и героизировалась. Страшное лицо этой войны прикрывалось поэтической пудрой о «комиссарах в пыльных шлемах». Две повести, написанные совершенно разными людьми: классиком русской литературы Александром Куприным и командиром Дроздовской дивизии Белой армии Антоном Туркулом показывают Гражданскую войну без прикрас, какой вы еще ее не видели. Бои, слезы горя и слезы радости, подвиги русских офицеров и предательство союзников.Повести «Купол Святого Исаакия Далматского» и «Дроздовцы в огне» — вероятно, лучшие произведения о Гражданской войне. В них отражены и трагедия русского народа, и трагедия русского офицерства, и трагедия русской интеллигенции. Мы должны это знать. Все, что начиналось как «свобода», закончилось убийством своих братьев. И это один из главных уроков Гражданской войны, который должен быть усвоен. Пришла пора соединить разорванную еще «той» Гражданской войной Россию. Мы должны перестать делиться на «красных» и «белых» и стать русскими. Она у нас одна, наша Россия.Никогда больше это не должно повториться. Никогда.

Александр Иванович Куприн , Антон Васильевич Туркул , Николай Викторович Стариков

Проза / Историческая проза