Жизнь и судьба Федора Соймонова

Во многих книгах можно встретить утверждение, что происходил Бирен (именно так первоначально писалась его фамилия) из худородных. Княгиня Наталья Долгорукова писала, например, об отце фаворита: «...он не что иное был, как башмачник; на дядю моего сапоги шил. Сказывают мастер превеликой был...» Вряд ли эта запись справедлива. У княгини были основания не любить герцога.

Род Биренов между тем восходит, по родословной, к XVI столетйю. Представители его служили на военной службе в Курляндии и в Польше и роднились с немецкими и курляндскими дворянами. Непредвзятые свидетельства показывают, что в 1690 году в семье небогатого курляндского дворянина, отставного корнета польской службы Карла Бирена, в небольшом его имении Каленцеем, родился второй сын, получивший при крещении имя Эрнста Иоганна.

Мальчик был, по-видимому, балован и любим в семье, поскольку единственный из трех сыновей Карла Бирена оказался посланным в Кенигсбергский университет. Но курса в нем не закончил. По запискам князя П. В. Долгорукого, юный студент больше времени уделял кутежам, нежели учению, и однажды «за мошенничество в карты товарищи его высекли. Бирону пришлось бежать...». Так это было или нет — неизвестно.

Вернувшись домой, Эрнст Иоганн вынужден был искать самостоятельно средства к жизни. Ведь он был вторым сыном, а в Курляндии действовала система майората... В книгах встречаются неподтвержденные сведения, что какое-то время он служил управляющим у кого-то из помещиков, потом учительствовал в Митаве и даже занимался в Риге чем-то по распивочной части... Все это сомнительно, поскольку слишком уж определенно направлено на уничижение личности по меркам своего времени. Однако то, что жизнь в фатерланде ему не улыбалась, можно принять за истину. Известно, что в 24—25 лет он едет в Россию, где пытается получить место камер-юнкера при заштатном дворе принцессы Шарлотты (Христины-Софьи) Вольфенбюттельской, нелюбимой супруги царевича Алексея. Но та, по рождении сына, будущего Петра Второго, к удовольствию мужа почила в бозе.

Кстати, дурное отношение супруга и несчастливая судьба послужили поводом для любопытной легенды, будто Шарлотта и не думала умирать, а бежала от злонравного мужа в Америку, где вышла замуж за французского офицера и нашла свое счастье... Типичный пример обывательской байки о высокородных страдальцах.

Дальнейшая жизнь Эрнста Иоганна протекает все в той же Курляндии, где по каким-то причинам он никак не может сойтись с почтенным рыцарством. Странно — красивый молодой человек, дворянин, умеющий при необходимости быть достаточно любезным, а в обществе его не любят. И лишь одна влиятельная семья немецких баронов фон Кейзерлингов время от времени принимает в нем какое-то участие. Так, принятый при герцогском дворе двадцатилетний Герман Карл фон Кейзерлинг рекомендует Бирена управляющему митавским двором герцогини Анны Петру Михайловичу Бестужеву на роль — что-то вроде секретаря для герцогини. Старый вельможа, находившийся в любовной связи с юной сестрою Эрнста Иоганна фрейлиной Бирен, соглашается. Он рассчитывает получить в лице молодого человека верную креатуру. Но тот, быстро разобравшись в обстановке, начинает интригу против благодетеля, рассчитывая занять его место если не по должности, что зависело от императора, то — в опочивальне Анны Иоанновны. Интрига не удается, и неудачливого проныру-кознодея прогоняют прочь.

Лишь в 1724 году, то есть пять лет спустя, благодаря усилиям все того же Кейзерлинга, Бирен вторично попадает ко двору курляндской герцогини. В чем может быть причина такой трогательной заботы молодого барона? Неужели — дар провидения?.. Вряд ли, скорее утомление от требований хотя и высокородной, но все же рябой, толстой и весьма неженственной возлюбленной. Петра Михайловича Бестужева Остерман на долгое время задерживает в Петербурге. Там умирает Петр Великий, происходят существенные события. В Митаве одинокую герцогиню «утешают» то Кейзерлинг, то Рейнгольд Левенвольде. Не исключено, что барон Герман Карл решил в Бирене сыскать себе замену. И выбор оказался удачным. Эрнст Иоганн заменил собою всех и стал необходимым и постоянным наперсником. Немало ей, Анне, сначала герцогине, а потом императрице, пришлось приложить сил, чтобы вопреки всем — ВСЕМ! — оставить Бирона при себе. Да, да, именно Бирона, а не Бирена. Изменение всего одной гласной придавало фамилии весьма благородный оттенок. Что из того, что в Европе смеялись над тщеславием фаворита русской императрицы. Смех, как и брань, на вороту не виснет. Посмеются и забудут, а вожделенное благородство фамилии останется в потомках.

Был ли Эрнст Иоганн глуп? С этим трудно согласиться. Вот, например, что пишет Манштейн в своих «Записках о России». Беглого генерала вряд ли можно заподозрить в симпатиях к фавориту. Итак: