Большевики взорвут храм Христа Спасителя позже, в 1931 году. Но не просто взорвут, а с целью на его месте воздвигнуть гигантский Дворец Советов высотой более 400 метров со стометровой статуей Ленина на вершине. «Местом для строительства Дворца Советов избрать площадь храма Христа в гор. Москве со сносом самого храма…» – гласило постановление ЦИК.
Но, слава Богу, этого не произошло. Дворец Советов построен не был, а взорванный храм Христа Спасителя словно Феникс возродился из пепла и вновь гордо возвышается над Москвой.
«Господи! Что они делают, сволочи!..» – глядя на взрывы снарядов на территории Кремля, воскликнул прапорщик Лоза и озлобленно сплюнул. «С другой стороны, – подумал он, – верную тактику взяли, сволочи: какой нормальный человек выдержит, когда у него на глазах методично громят из пушек православную святыню?!.. Недолго наши будут защищать Кремль. Все равно придется сдаться, чтобы сохранить Кремль».
Прапорщику Лозе казалось диким, что в центре Москвы русские пушки бьют тяжелыми снарядами по русскому Кремлю, по народной святыне, которая многие столетия была предметом национальной гордости и любви…
Для большевиков-красногвардейцев в первые же дни Гражданской войны Кремль – сердце страны, перестал быть историческим местом и потерял свое духовное, сакральное значение. А может быть, никогда и не был им, в их душах?
Вот как описывает события в Москве в те дни митрополит Евлогий: «Выходить на улицу стало опасно. 29 октября митрополит Тихон чуть не был убит: снаряд разорвался неподалеку от его экипажа… Большевики яростно штурмовали Кремль. Пушечная пальба не прекращалась. Собор решил послать делегацию из епископов, священников и мирян в революционный штаб». Делегация хотела уговорить большевиков прекратить огонь. Большевики делегацию не приняли, а впустили одного митрополита Платона. «В ответ на его мольбы – прекратить кровопролитие – комиссар закричал: «Поздно! Поздно! Скажите юнкерам, чтобы они сдавались».
Кремль разрушался на глазах. Кремлевские стены и башни особенно воротные и угловые – башня Беклемишева и воротная Никитская были разбиты, сбита Тайницкая башня. Снаряды попали в Малый Николаевский дворец, после чего дворец загорелся…
Видя, что Кремль превращается в руины, белые защитники Кремля выдвинули предложение о перемирии. 2 ноября председатель Комитета общественной безопасности В. Руднев обратился к Военно-революционному комитету большевиков:
Военно-революционному комитету.
Артиллерийский расстрел Кремля не наносит никакого вреда войскам, а разрушает лишь исторические памятники и святыни и приводит к избиению мирных жителей. Уже возникают пожары, и начинается голод.
Поэтому в интересах населения Москвы КОБ ставит ВРК вопрос:
на наших условиях ВРК считает возможным немедленное прекращение военных действий.
2. XI. 1917. Председатель КОБ В. Руднев
В 5 часов вечера 2 ноября стороны подписали перемирие. Но в 6 часов утра 3 ноября тяжелый артиллерийский удар вновь обрушился на Кремль.
Очевидцы свидетельствовали: «В стенах башен, в золотых куполах соборов Кремля зияли пробоины. Ворота Никольской башни были полностью разбиты. Сильно пострадала Спасская башня, разбита Кутафья башня…»
Для большевиков не было ничего святого…
Недаром говорится, что история повторяется, только в виде фарса. Через 76 лет тоже в октябре, только 1993 года на улицах Москвы грохотали танки, обстреливая из своих орудий, правда не Кремль, а дом, где засел Верховный совет СССР. Обгорелые стены этого дома и зияющие дыры от снарядов еще долго напоминали о бое в Москве. Демократ Ельцин «зубами держался за власть» в октябре 1993, как и большевики – в октябре 1917 года.
Обстановка становилась все тяжелее и тяжелее… Большевики несло огромные потери, но неуклонно теснили защитников Москвы со всех сторон. Красные взяли Думу, Исторический музей, кадетские корпуса в Лефортово, Крутицкие казармы…
По приказу из Петрограда в Москву на поддержку красногвардейцев прибыл эшелон с хорошо вооруженными матросами и солдатами. За ним несколько рот революционных солдат с Западного фронта, отряды из Подольска, Тулы, Серпухова. На стороне большевиков был явный перевес сил.
У добровольцев не было ни орудий, ни патронов, ни людей.
Прапорщику Лозе становилось ясно, впереди предстоит не перемирие, а капитуляция.
«Но почему, – злился Лоза, – почему «буржуазное» население Москвы, в том числе огромное количество находившихся в Первопрестольной офицеров, предпочло отсиживаться по квартирам, а не выйти на защиту своей чести? Почему противостоять большевикам, защищая Москву, пытается лишь горсточка мальчишек, еще недавно зубривших за партами географию и историю? Почему?..» Ответа не было.
– Наше дело в Москве проиграно, – говорили между собой офицеры-добровольцы, понимая, что силами мальчишек-юнкеров и гимназистов массе красных войск не противостоять.
– Вы за кого? – такой вопрос задавали сейчас многие в среде добровольцев.
Задавал его себе и прапорщик Николай Игнатьевич Лоза.
«Я за Россию, – отвечал он сам себе. – Я за нее воевал!»