В советских изданиях и в советском кинофильме «Сердце России» красочно рассказывалось и показывался расстрел юнкерами из пулеметов безоружных солдат. В Москве на одном из зданий в Кремле даже установлена мемориальная доска в память о солдатах – жертвах расстрела, якобы учиненного юнкерами. Это очередной миф советской власти.
В 90-х годах прошлого века на страницах «Московского журнала» были опубликованы воспоминания русского историка В. С. Арсеньева, бывшего непосредственным участником тех событий, юнкером Александровского военного училища. Он вспоминал, что когда юнкера заняли Кремль, солдат 56-го полка стали выводить из казарм во двор. Здесь юнкера их строили в шеренги и обыскивали. В это время… с чердака было произведено несколько выстрелов по людям во дворе. Юнкера открыли ответный огонь из винтовок. Во время этой внезапно вспыхнувшей перестрелки пострадали не только солдаты, но и кто-то из юнкеров.
Специального массового расстрела, по свидетельству В. С. Арьсеньева, не было.
Командующий Московским военным округом полковник К. И. Рябцев стремился решить возникшее столкновение с большевиками мирно. Он не вызывал из Калуги полки, готовые прийти на помощь. При этом юнкера на митингах, считая, что Рябцев, сковывая инициативу своих подчиненных, проявляет колебание, требовали отставки полковника Рябцева.
К вечеру 27 октября командующий Московским военным округом полковник Рябцев объявил город на военном положении и предъявил большевикам ультиматум об упразднении Военно-революционного комитета.
Военно-революционный комитет ответил на это призывом к рабочим Москвы объявить всеобщую забастовку и выступить на борьбу «за власть Советов». Военно-революционный комитет временно отступил и начал мобилизацию в рабочие отряды во всех районах Москвы.
Казалось, в эти дни Москвой правило безумие. На улицах шли кровопролитные бои. Ожесточение с двух сторон нарастало… Когда на Пречистенке пули цокали о постамент памятника русскому писателю Гоголю, работы скульптора Андреева, прапорщику Лозе казалось, что певец Малороссии грустно смотрит на них, ведущих бой, глазами, полными боли и печали…
Городское эхо, отражаясь от стен домов, причудливо искажало звуки выстрелов, и Николаю Лозе было трудно определить, откуда идет по его людям стрельба, Отвечать приходилось часто наугад. Даже в надвигающихся сумерках было видно, как пострадала Москва за время боев.
К утру 28 октября стрельба в городе усилилась. Бой шел у дома Градоначальника. Все стекла дома были выбиты. Было дымно, что-то в доме горело… Защитники дома, прячась в простенках, стреляли из винтовок по нападавшим красногвардейцам. Те наседали. Но вот со второго этажа дома раздалась частая дробь, это заработал ручной пулемет «Льюис». «Льюис» подействовал на красногвардейцев убедительно, и их атака захлебнулась.
Днем 28 октября добровольцы укрепились в Кремле. Юнкера создали опорные пункты во всем ближайшем районе.
В середине дня через гражданских лиц в штабе округа стало известно, что большевики захватили Симоновские пороховые склады, вагоны с оружием в Сокольниках и что на их сторону перешла 1-я запасная артиллерийская бригада.
Ближе к вечеру 28 октября дом Градоначальника большевики стали обстреливать из орудий. Стены здания сотрясались от разрывов. Стало понятно, что это пушки 1-й запасной артиллерийской бригады. Было ясно, что дом не удержать. Добровольцы получили приказ отходить к Александровскому юнкерскому училищу.
Весь следующий день 29 октября в городе шли бои с переменным успехом. Наиболее тяжелые бои были на Остоженке у здания штаба округа и у Зачатьевского монастыря. Добровольцы несли потери. В группе прапорщика Н. И. Лозы были раненые. Заканчивались патроны.
Большевики тоже несли ощутимые потери, но постепенно теснили защитников Москвы со всех сторон.
«Господи, – молился Николай Лоза, – ведаешь ли ты, что творится! Русские на русских. Это какое-то безумие!»
Солдаты с красными лентами на папахах шли в атаку на засевших за баррикадой юнкеров. Негнущимися от холода пальцами Николай перезаряжал винтовку и стрелял, стрелял, стрелял…
К вечеру 29 октября в городе стало необычно тихо. За эти дни люди привыкли к постоянному грохоту взрывов и выстрелов.
«Временное затишье, передышка», – подумал прапорщик Лоза, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину. Голова его гудела от недосыпания и он еле двигался от усталости… За эти дни Николай оброс щетиной, в грязном белье, в перепачканной шинели, он воевал в каком-то тупом оцепенении всех чувств, словно в забытьи…
Его юнкера, скорчившись за баррикадой, пользуясь затишьем, дремали, укрывшись шинелями. Люди нуждались в отдыхе…
По цепи кто-то передал: «Перемирие»…
«Перемирие? – вздрогнул Николай. – Надолго ли?»
Передали приказание, всем офицерам, оказывающим сопротивление большевистскому перевороту в Москве, прибыть в Александровское училище в штаб округа на собрание. Прибыв в училище, прапорщик Н. И. Лоза увидел человек пятьдесят офицеров.