Жизнь и судьба прапорщика русской армии

В эту ночь мы с Николаем ушли в степь. Все покрыто снегом, из-под которого выглядывала сухая трава, среди которой можно лечь и быть незамеченными в полумраке такой чудной, а нам такой страшной ночи. Присмотрев, по нашим соображениям удобное место, мы улеглись на затвердевший снег, между кочек проросших высокой сухой травой. Вдруг послышался откуда-то одиночный выстрел. Звук недалекой стрельбы пробудил в нас тревогу…

В нашей усадьбе никого нет. Отец с матерью и младшими детьми, оставив дом еще к вечеру, уехали в село Толстое к своей дочери Пелагее. Остались только две дворовых собаки да домашний скот и птица.

Стало холодно. Ноги мерзнут, но мы боялись пошевельнуться… Вдруг, около часу ночи, пронзительно громко, тревожно залаяли наши собаки, и только теперь мы услышали, что кто-то быстро, на санях, въехал во двор нашей усадьбы… Что там происходит? Собаки снова лают напористо, тревожно. Видимо, кто-то ходит по двору…

…Было три часа ночи. Стало тихо. Мы приблизились к усадьбе. У нас появились сомнения: а не притаился ли кто в хате?

Николай вынув «наган», толкнул с силой ногой, дверь в сени. Дверь распахнулась. Собака вошла в сени обнюхала кругом. Сомненья нет, в доме никого нет.

В доме все оказалось на месте, ничего не тронуто. Обойдя все и увидев, что все в порядке, мы долго терялись в догадках: что означало это ночное посещение?

…К вечеру все возвратились домой, стало спокойнее».

«…Нерадостными оказались Рождественские каникулы. Глубокая ночь. Мы с Николаем лежали… в хате. Лежим, разговариваем о развертывающихся событиях. О том, как убили помещицу Гришман, что в селе Майорщина, ночью, бандиты напали на семью Ковтунов. Те отбились топорами, убив одного. Наутро к ним прибыло несколько человек, верхом на лошадях, вооруженных, в форме милиции. Арестовали отца, старика и двух взрослых его сыновей. В этот же день их нашли убитыми не так далеко от их хутора. По рассказу жен убитых, дело было так: В полночь кто-то стал стучать в дверь хаты, зовя хозяев открыть им дверь. На стук никто не отозвался, а молча все взрослые обитатели дома, включая и женщин, вооружившись топорами и увесистыми металлическими предметами, заняли оборонительную позицию у каждого окна и двери. Называя себя милицией, неизвестные продолжали стучать, зовя открыть дверь. Из хаты не отвечали. Тогда они начали бить в дверь, стрелять в окна из винтовок. В доме и на это не отвечали, молчали. Тогда пришельцы разбили, вернее вышибли окно. Один стал лезть через окно в хату. Только он просунулся в окно, как его топором по голове и пришибли. Узнав, что товарищ их убит, его вытащили за ноги, и все скрылись. Труп человека с расшибленной головой и обожженного до неузнаваемости нашли где-то в поле. Это они его поджарили, чтобы не был опознан.

Обсуждали и убийство всей семьи в девять человек (стариков, женщин и детей), родственников нашего соседа Криворотько. Убиты ночью молотками и топорами в головы.

Все эти воспоминания об ужасах, творящихся вокруг нас, и слухи о возможных репрессиях и по отношению к нам, не могли не возбудить нервного напряжения в наших юношеских сердцах.

Под таким вот впечатлением, только стали засыпать, а было уже за полночь, как вдруг залаяли собаки. Мы проснулись, прислушиваемся, затаив дыхание… Мы слышим шаги вдоль стены дома, вернее скрип снега от шагов. Как долго это продолжалось, говорили ли о чем с Николаем, не помню. Мне казалось, что наступил конец нашему существованию, что за окном что-то подготовляется: тут и поджог дома, и разрыв бутылочной гранаты, брошенной в окно, и, может быть, уже свершается преступление во второй половине дома, где спят отец, мать и младшие дети.

И в этот наивысший момент возбужденного состояния Николай мне шепчет: «А почему не слышно собак? Ушли?»

«…В ночь под крещение с 5 на 6 января 1918 года снова ночные посетители нарушили наш покой. Морозная ночь. Крещенская ночь. Внезапно заливающийся дружный лай собак… Со скрипучим звонким шумом подкатил к нашему крыльцу фаэтон, запряженный парой темной масти лошадей. На козлах сидел человек, повернув голову к крыльцу нашего дома. Из-за поднятого кузова фаэтона, затенявшего сидение, не могли разглядеть, был ли еще кто-нибудь. Собаки заливались непрестанным лаем.

Проходили секунды, минуты, а зловещий фаэтон, человек на козлах, были безмолвны. В этом безмолвии, неподвижности было что-то зловещее. Хотя первые моменты страха прошли, но меня охватило какое-то чувство напряжения.

Увидел Николая, стоящего недалеко от меня и, казалось мне, совершенно спокойного, с револьвером в руке. Он передал в мои руки обрез винтовки с пятью патронами и четырьмя обоймами, которые я сунул в карман.

Стоянка приезжих длится более получаса. Играют нервами. Мы тоже молчим, не подаем признаков жизни. И, удивительно, стало даже смешно от такой игры нервами. А собаки все лают и лают… Наконец, человек на козлах пошевелился Лошади стали заворачивать к выезду. Завернув на дорогу, лошади тронулись рысью в сторону Больших Липняг. Эта жуткая, тревожная ночь, крещенская ночь осталась в памяти навсегда.