Жизнь и судьба прапорщика русской армии

Конечно, рядовые граждане этого не знали и об этом не задумывались, но отказ государя Николая II в декабре 1914 года от немецкого предложения заключить сепаратный мир и «положить конец недоразумению между двумя государствами» поставил перед Германией вопрос о выживании в этой войне, поэтому немцы видели для себя выход не в военной победе над русской армией – они понимали, что это невозможно, а в подготовке в России социального взрыва, уничтожения Российского государства с использованием революционных элементов и этносепаратизма. Германия планировала создание ряда буферных государств, в первую очередь немцами делалась ставка на «украинский сепаратизм и национализм».

Еще с весны 1915 года во главе подрывной работы на Украине стал германский консул во Львове Хайнце, которому активно помогал Львовский униатский архиепископ, подчиняющийся Папе Римскому. В направляемой немцами на Украину подрывной литературе и листовках на украинском языке обещалось изгнать «москалей» с Украины.

Немцы начали отделять военнопленных украинцев от русских и подвергать украинцев методической обработке, делая из них борцов за украинское отделение от России. Был создан штаб для контактов с украинцами и отпечатана целая библиотека литературы на украинском языке о значении Украины, как «самостийного» и «незалежного» государства и ее экономических возможностях. Вся идея государственности Украины и ее финансовая подпитка шла от немцев. «Свобода, – твердила украинцам германская пропаганда, – придет к вам из Европы».

Собственно, то же самое происходит и сегодня, сто лет спустя. Те же речи: «Свобода Украине придет из Европы». Финансовая помощь «самостийной Украине» поступает и из Европы, и из-за океана. Только США на «майданную революцию» 2014 года в Киеве, по данным открытой печати, потратили более 5 миллиардов долларов. Именно эти деньги подпитывали молодчиков из неонацистских – «бандеровских» организаций, орущих в Киеве на факельных шествиях: «Москаляку на гиляку!» – «Москаля на вилы!»

Разжигаемый немцами в Первую мировую войну «украинский национализм и сепаратизм» на самом деле не имел ни исторических истоков, ни национальных корней. Лидер немецкой социал-демократии, известная публицист Роза Люксембург в те годы писала:

«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем простой причудой, кривлянием нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко».

Историческая справка

Историки подтверждают, что в 1654 году гетман Богдан Хмельницкий провозгласил воссоединение с Россией не украинского государства, которого тогда просто не было, а своих личных приднепровских территорий, которыми сам владел (приблизительно следующие дореволюционные губернии: Киевская, Подольская, Волынская, Полтавская, Черниговская).

Земли эти тогда населялись людьми различных вероисповеданий, различных культур, говорящих на смеси различных языков – «суржике», объединенных лишь проживанием на общей территории.

Карпуша Лоза не понимал, почему в их Реальном училище начала распространяться ранее запрещенная украинская литература, какие-то брошюры на украинском языке, почему разрешали собирать пожертвования на памятник украинскому поэту Тарасу Шевченко?

Непонятно откуда появилась в Хорольском училище футуристическая литература каких-то Хлебникова, Маяковского, Каменского, якобы выражавшая новые образы, новые рифмы, новый стиль в поэзии, литературе и искусстве, критикующая и отвергающая систему старых отношений и этики. Карпуше Лозе, как и многим другим ученикам, эти странные, ничего не выражающие рифмы: «гну», «мну», «тну», художественные картины, изображающие «вертящееся колесо», «человека в движении», предложения носить одежду из лоскутов разных цветов, засоряли головы и вносили все большую и большую неразбериху в их незрелые умы.

Появившийся искусственный международный язык «эсперанто» вызывал у многих, в том числе и у Карпа Лозы, раздражение, и от всего этого приходило глухое осознание надвигающегося в жизни какого-то нового, непонятного и неприятного веяния.

«Каким-то образом, – вспоминал позже это время Карп Игнатьевич Лоза, – попадали в училище брошюры на политические темы, осуждавшие царизм, продажность и измену министров, о мародерстве, дороговизне, ухудшении жизни».

Учащийся Карпуша Лоза не в силах был разобраться, что происходило в стране и почему, а старший брат Николай был в армии, и посоветоваться с ним, как это делал всегда раньше, Карпуша не мог. Но он остро чувствовал несправедливость в жизни окружавших его людей.

«Однажды, – вспоминал Карп, – едучи с отцом из города домой на свой хутор, по дороге в осеннюю распутицу, отца огрел кнутом какой-то пан за то, что не свернул полностью с дороги свою лошадь».