Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха

Такое восприятие новой партии очень сильно обеспокоило республиканцев. Там подумали, что если партия создается под президента, то он, конечно, накачает ее мощным административным ресурсом. На одной из встреч со мной премьер Андраник Маргарян с обидой в голосе спросил, почему я им не доверяю. Давал ли он повод для этого? Если мне нужна партия, то я могу возглавить РПА, а он готов уступить мне партийное лидерство. Мне пришлось долго объяснять, что речь о доверии тут вообще не идет. Партия действительно создавалась с моего ведома, но без моего участия и не для меня, а также без применения административного ресурса. Я никогда не помышлял о партийном лидерстве, а если бы вдруг задался такой целью, то делал бы это сам и в открытую.

Постоянные конфликты с партией «Оринац Еркир» внутри коалиции порождали сомнения в долгосрочности союза с ними. Я не был уверен, что на следующие выборы мы с ними пойдем в одной упряжке. Моя заинтересованность заключалась в том, чтобы по итогам следующих выборов в НС получить сотрудничающее со мной парламентское большинство. А получить его без больших усилий я мог при наличии не только РПА с «Дашнакцутюн», но и третьей партии, которой могла бы стать «Процветающая Армения». Так было надежнее. После конституционной реформы роль и полномочия парламента существенно возросли, и теперь требовалось обеспечить там политическую опору для стабильной и согласованной работы. Таким образом, истинной причиной выхода на арену «Процветающей Армении» стала объективная ситуация: возникла необходимость мобилизовать часть протестного электората, а также появился человек с политическими амбициями, готовый вложить в их реализацию свое время и ресурсы.

Глава 19 На пересечении интересов

Немного о США

Этот период отличался бесспорным глобальным доминированием США. Непревзойденная экономическая и военная мощь, неоспоримое первенство в новых технологиях и разного рода инновациях дополнялись моральным лидерством на мировой арене. Влияние США распространялось практически на все глобальные институты, от ООН до МВФ, Всемирного банка и ВТО. Даже американские неправительственные организации взяли на себя функции глобального мониторинга вопросов прав человека, свободы прессы и оценки уровня коррупции во всем мире. Рейтинги и оценки в их годовых отчетах серьезно влияли на международный имидж оцениваемых стран. Сложившаяся однополярная модель мироустройства в условиях набирающей обороты глобализации давала США большие преимущества, многократно усиливая возможности прямого и косвенного влияния на протекающие процессы на всех континентах. За исключением нескольких стран, мировое сообщество принимало лидерство США как данность, и с учетом этого страны выстраивали свои внешнеполитические приоритеты.

Южный Кавказ веками представлял собой клубок противоречий, зажатый между Россией, Турцией и Ираном, конкурировавшими между собой за влияние на регион. Распад Советского Союза привел к новой геополитической реальности, открыл возможность передела сфер влияния в регионе, чем обнажил и многие старые проблемы. Соединенные Штаты также сформировали свое представление о будущем Южного Кавказа – конечно, с учетом их собственных отношений с Ираном и своего видения роли России.

Это представление не совпадало с нашим. Мы считали, что для нас чрезвычайно важно поддерживать хороший контакт с Россией и Ираном. С Азербайджаном мы находились в состоянии прямого военного конфликта, а взаимодействие с Турцией держалось на нулевом уровне, в том числе с учетом закрытой границы. Армения нуждалась в иранской границе не меньше, чем в западных инвестициях. Военно-техническое сотрудничество с Россией составляло важнейший элемент нашей безопасности, а российская военная база оставалась сдерживающим фактором для Турции. Альтернативы этому мы не видели, а жертвовать нашей безопасностью только ради благосклонности США было бы безумием!

Как соотнести эту жесткую реальность с жизненной необходимостью развивать отношения с США? Как совместить эти фундаментальные противоречия? Где та черта, за которой совмещение этих интересов становится невозможным? Концептуально ответы на эти вопросы содержались в нашей политике комплементарности. На практике же мы искали их на ощупь. Отношения Армении с Ираном и наличие у нас российской военной базы раздражали Вашингтон, однако американцы понимали особую сложность нашей ситуации. Лоббисты диаспоры достаточно успешно продвигали интересы Армении в конгрессе вплоть до того, что по объемам помощи на душу населения мы уступали только Израилю. Мы же шаг за шагом показывали, что самостоятельны в своих решениях, которые основаны на нашем объективном понимании жизненных интересов Армении.

С Белым домом и Госдепом США у нас выстроились достаточно конструктивные отношения.