Примерно такова же точка зрения на старый обряд гораздо более авторитетной инстанции господствующей церкви – Поместного собора, чье определение от 22 февраля 1918 года гласило:
«Единоверцы суть чада Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кои с благословения Поместной Церкви, при единстве веры и управления, совершают церковные чинопоследования по Богослужебным книгам, изданным при Пяти первых Русских Патриархах, – при строгом сохранении древнерусского бытового уклада… употребляемые единоверцами при богослужении книги и обряды тоже православны» [304] .
Но ведь и старообрядцы пользовались теми же самыми богослужебными книгами, совершали те же обряды и хранили тот же уклад. Даже те из них, кто лишь теоретически (а не фактически) признают наличие церковной иерархии (беспоповцы), отказывая своим духовным пастырям в праве считаться клиром, догматически не отрицают земную иерархию (в отличие от сектантов), но скорбят о ее отсутствии.
Тем самым основным камнем преткновения для господствующей церкви было отсутствие (с ее точки зрения) у старообрядцев церковной дисциплины. Старообрядчество не желало подчиняться ее иерархии и существовать лишь «с благословения Поместной Церкви».
Даже не будь различия в обрядности, старообрядчество в принципе не могло бы пойти навстречу господствующей церкви, не желая признать каноничность методов двухвекового синодского управления церковью, корнями уходящего к патриарху Никону и царю Петру. Даже искренние апологеты господствующей церкви, бескорыстные ревнители православия, не находили доброго слова в оправдание такой практики управления Церковью, когда во главе ее стоял правительственный чиновник в должности обер-прокурора.
Не случайно стоило верующему историку русской Церкви дойти в своем повествовании до времени Петра, как его творческий пыл угасал, и доныне фундаментальных работ по истории православия в XVIII–XIX веках практически нет.
Все это в результате привело к неспособности клира господствующей церкви организовать жизнь русского общества на христианских началах.
Как же могло относиться старообрядчество к подобной ситуации?
Развитие политических событий в России начала XX века непосредственно сказалось на жизни русского православия, и одним из результатов стало то, что вопрос о церковной дисциплине по отношению к единому российскому православному центру сам собою временно отпал.
Имя патриаршего местоблюстителя, державшееся в тайне от властей, оставалось неизвестным и для большинства верующих, даже из среды высших иерархов. Принципы избрания местоблюстителя патриаршего престола четко зафиксированы в определении Поместного собора от 28 июля (10 августа) 1918 года: «3. В соединенном присутствии, под председательством того же старейшего иерарха, члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета тайным голосованием избирают Местоблюстителя из среды присутствующих членов Священного Синода: причем избранным считается получивший более половины избирательных голосов» [305] . Должность эта была внове, а клирики хорошо помнили, что 76-е Апостольское правило и 23-е правило Антиохийского собора [306] строго осуждают передачу церковной власти по завещанию, произведенную патриархом Тихоном. Поэтому местоблюститель митр. Петр (Полянский), сравнительно недавно (осенью 1920 года) ставший архиереем, а вскоре после кончины патриарха арестованный, не был признан значительной частью духовенства по неведению патриаршего завещания или из недоверия к способности митр. Петра встать у руля управления.
Владыка Андрей также остался на своих прежних позициях, предполагая и дальше идти по пути автокефалии вплоть до созыва настоящего (канонически законного) Собора, полномочного составить новое высшее церковное управление.
И именно в качестве правящего архиерея, архиепископа автокефальной «областной Церкви автономной Башкирской республики» владыка Андрей вступил в контакт с представителями беглопоповского старообрядческого согласия, продолжая линию, одобренную в 1917 году его духовником митр. Антонием (Храповицким) и патриархом Тихоном.
6
В 1927 году, находясь в Уфе, еп. Андрей написал первую часть воспоминаний «История моего старообрядчества», где подробно осветил события августа 1925 года, когда он молитвенно соединился со старообрядцами-беглопоповцами. Помимо этого в нашем распоряжении есть протоколы расследования, предпринятого по инициативе митр. Агафангела (Преображенского) съездом духовенства и мирян Башкирии, проходившим в Уфе под председательством еп. Аввакума (Боровкова) в 1927 году. Все эти материалы позволяют воссоздать достаточно полную картину событий августа–сентября 1925 года.