Жизнь и творчество С М Дубнова

Подготовляя к печати главы о 19-ом веке, писатель решил использовать разработанный им материал для лекций на Курсах. Лекции привлекли многочисленную аудиторию. Огромное удовлетворение доставляло С. Дубнову общение с молодежью, готовой преодолевать ради науки горькую нужду и мытарства, связанные с бесправным положением. Правительство еще с большей настойчивостью, чем раньше, пыталось преградить самоучкам путь к образованию; с горечью пишет об этом С. Дубнов в журнальной статье, начинающейся словами: "Убит еврейский экстерн". В то время, как он писал эти строки, из Одессы пришло известие о новых репрессиях по отношению к университетской молодежи; особенно пострадали студенты-евреи. Яков Дубнов был в числе арестованных; спустя несколько месяцев он был выслан под надзор полиции в Бесарабию.

Весной 1911 г. столицу посетил И. Л. Перец. Для еврейской общественности Петербурга приезд одного из литературных "метров" был большим событием. С. Дубнов, однако, никак не мог празднично настроиться; отношения между писателями оставались натянутыми. Перец, по-видимому, не мог забыть резкий отзыв Критикуса о "Монише", а С. Дубнову его манера держаться показалась менторской и претенциозной. Возможно, впрочем, что взаимная антипатия была отголоском старого спора между миснагдизмом и хасидизмом. На банкете, устроенном в честь гостя Литературным Обществом, эта антипатия вышла наружу; ее результатом было открытое столкновение, взволновавшее собравшихся. Когда С. Дубнов закончил речь о "двуедином еврейском языке", Перец запротестовал против того, что эта речь была произнесена по-русски. С. Дубнов, оскорбленный резкой выходкой гостя, немедленно удалился.

После тяжелой, утомительной зимы писатель радовался летнему уединению в любимом уголке, в новом домике, от свежеобструганных досок которого еще пахло смолой, но мирное (162) течение деревенской жизни вскоре было нарушено. Ида Дубнова плохо чувствовала себя еще зимой; с обычным стоицизмом переносила она непонятные боли. В Финляндии ее состояние ухудшилось; врачи констатировали рак желудка - болезнь, которая свела в могилу ее мать. Оставалось одно спасение немедленная операция. Через два дня после консилиума Дубновы уехали в Берлин. Искусство хирурга спасло жизнь больной; но выздоровление подвигалось крайне медленно.

Тяжелые дни, когда решалась судьба жены, писатель провел в обстановке культурной, гостеприимной семьи. Он поселился у Манефы Фревиль-Абрамович, невестки С. Абрамовича, которая жила в Берлине с дочерью и сыном-летчиком Всеволодом, орлиной осанкой напоминавшим деда. Дочь обрусевшего французского аристократа, своеобразная, талантливая, много пережившая женщина всеми силами пыталась оторвать своего гостя от тревожных мыслей; целыми часами рассказывала она ему о своих встречах с Тургеневым, Савиной и другими выдающимися людьми.

Дубновы остались в Берлине почти до конца лета. Ежедневно прямо из клиники писатель отправлялся в городскую библиотеку. Он изучал материалы для ближайших глав "Новейшей Истории" - книги и брошюры, изданные в 18-м веке. "Меня захватывали - вспоминает он впоследствии - эти серые страницы, в которых сохранился пепел погасших страстей. И когда я возвращался домой через Тиргартен, я искал по описаниям виллу, где когда-то жила красавица Генриетта Герц, аллеи, по которым в ее салон ходили Доротея Мендельсон,. . . братья Шлегели и Гумбольдты ... Хотелось найти оправдание старым грехам в тогдашнем "зеленом шуме" весны, в опьяняющем аромате романтики, в надеждах на слияние народов... Я мысленно жил в Берлине конца 18-го века" . . . Это раздумье над прошлым нарушили голоса современности: из России пришло известие, что правительство закрыло Еврейское Литературное Общество в столице и все его провинциальные отделы.

Август был на исходе, когда врачи разрешили пациентке вернуться домой. Талант хирурга совершил чудо, но силы выносливой и трудоспособной женщины были подкошены страшной болезнью. На глухой финляндской станции вышла из вагона (163) хрупкая, сгорбленная старушка с пеплом седины на висках и впалыми щеками...

Финляндия встретила приезжих густой, душистой августовской тишиной, ранним золотом берез и кленов. Писатель собирался возобновить прерванную работу, когда почта принесла официальное извещение, что министерство внутренних дел ответило отказом на ходатайство продлить срок пребывания в столице. Чиновник, к которому он обратился за разъяснениями, угрюмо заявил, что не обязан сообщать мотивы правительственных решений. На сукне стола красовалась объемистая папка с документами, на которой виднелась надпись: "Дело С. Дубнова". Впоследствии выяснилось, что в среду слушателей Курсов Востоковедения проник агент политической полиции, который следил за "неблагонадежным" лектором, позволявшим себе критиковать политику правительства.