Жизнь и творчество С М Дубнова

Благодаря вмешательству влиятельных лиц, право жительства удалось продлить. Когда писатель вернулся в столицу, оказалось, что его приезда с нетерпением ждали соратники из Фолькспартей. Организация, в состав которой вошли новые члены из среды социалистов-революционеров и сеймовцев, переменила теперь название: она стала называться "Объединенная национальная группа". При содействии С. Дубнова подверглась изменениям и программа. Политическая платформа конституционно-демократической партии перестала считаться обязательной. Расширены были параграфы, касающиеся автономизации внутренней жизни еврейства. Новая программа устанавливала следующие тезисы: в еврейской школе, по крайней мере, низшей, преподавание должно вестись на родном языке учащихся; не включая религии в круг своей деятельности, Группа считает людей, формально отрекшихся от еврейской религии и принявших другое исповедание, отрекшимися также от национальности; сочувствуя планомерной колонизации Палестины, Группа готова "поддерживать всякие целесообразные шаги, клонящиеся к направлению части еврейской эмиграции в Палестину и граничащие с ней страны", С. Дубнов принял деятельное участие в выработке этих тезисов и посвятил свою позднейшую публицистическую деятельность их развитию и защите.

(164)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

КАНУН ВОЙНЫ

В начале 1912 года С. Дубнов возобновил работу над 19-м веком, твердо решив довести ее до конца. В течение двух лет ему суждено было мысленно переживать историю бурного столетия, этап за этапом. Главы о польском и литовском еврействе систематически печатались в "Еврейской Старине". Время от времени писатель отрывался от своего труда для публицистики или доклада. В ежемесячнике "Ди идише Велт" (1912, № 1), органе реорганизованной Фолькспартей, он поместил статью, озаглавленную "После тридцатилетней войны" и подводящую итоги войне правительства с евреями. В ней проводилась мысль, что годы гнета не убили национального чувства, не привели к ассимиляции. В народе окрепла сила отпора: страдания дали импульс к борьбе за равноправие, за укрепление культурных и экономических позиций, и в то же время к созданию новых центров в Америке и в Палестине. "Думаете ли вы, спрашивал автор - что только герои спасают народ? Нет, также и мученики, страдающие за народ, ибо дети и внуки будут героями, ибо скрытая энергия первых превратится в открытую энергию последних". Статья заканчивалась призывом к борьбе с малодушным дезертирством из осажденного лагеря.

В ту пору волновало умы инсценированное реакционными кругами "дело Бейлиса", киевского еврея, обвиненного в убийстве христианского мальчика для ритуальных целей. Историческое Общество считало своевременным осветить при помощи строго проверенных данных преступные махинации творцов ритуальных процессов в прошлом. С. Дубнов поместил в "Старине" несколько статей по истории кровавого навета в Польше и России. На собраниях Общества прочитан был ряд докладов, посвященных (165) этой теме. На одном из таких собраний среди присутствующих оказался Короленко, недавно подписавший протест русских писателей против ритуальных обвинений. В ответ на приветственные слова председателя он убежденно заявил, что борьба с расовыми предрассудками - не заслуга, а прямая обязанность писателя. С. Дубнов отмечает этот эпизод в своей биографии: ему запомнился светлый облик одного из лучших представителей русской интеллигенции.

Летом, на высоком балконе над розовым полем клевера писались главы об ассимиляционном движении в среде германского еврейства в эпоху так называемого "берлинского салона". В мозгу писателя, погруженного в созерцание исторического прошлого, вставали воспоминания. "Реформаторский пафос моей юности - пишет он в автобиографии - лежал трепещущий под хирургическим ножом научной критики, в свете нового миросозерцания, которое оправдывало реформу иудаизма лишь как обновление, а не как разрушение национальной культуры". С особенным волнением писалась глава о Берне и Гейне. Продумывая по-новому драматическую судьбу любимцев юности - трибуна и поэта, С. Дубнов явственно ощущал, какое огромное расстояние отделяет его от того восторженного юноши, который в конце семидесятых годов формулировал свои политические взгляды под влиянием статей Берне и захлебывался гейневским романтическим скептицизмом. Теперь ему приходилось с болью в сердце осудить их обоих за уход от преследуемого народа ...

Лето 1912 г. было последним, которое писатель проводил в Линке. Умер хозяин поместья, старый друг семьи Дубновых, и романтическая усадьба должна была перейти в чужие руки. В часы одиноких прогулок С. Дубнов мысленно прощался с любимыми местами. Все чаще думалось ему, что работать по настоящему можно только в деревенской глуши, но он сознавал, что не в состоянии расстаться с Историческим Обществом, журналом, курсами, столичными библиотеками ...