Читаем Жизнь и творчество С М Дубнова полностью

Бродя лесными тропами и постукивая наконечником тяжелой палки по мшистым корням, писатель временами задавал себе вопрос: не пора ли начать писать часть своих работ по-древнееврейски, на языке ранней юности? Однако когда старые друзья Равницкий и Бялик приводили в своих письмах множество доводов (166) в пользу древнееврейского языка, С. Дубнов шутя отвечал им, что не так-то легко развестись с "иноземной" женой после того, как она народила целую кучу детей. Переходя к серьезной аргументации, он повторял, что не язык, а содержание определяет культурно-национальную принадлежность писателя. Руководясь этим принципом, С. Дубнов отказался написать свою краткую биографию для "Словаря русских писателей", составленного С. Венгеровым: он считал себя не русским, а еврейским писателем.

Осенью Дубновы переехали в уютную, светлую квартиру на Петербургской Стороне. Зима и весна прошли в работе над "эпохой второй эмансипации" (1848-1881 гг.). Гуляя по тихим, заснеженным улицам, писатель обдумывал новые главы. "Меня захватывала - вспоминает он - совершенная новизна темы, картина эпохи, конец которой совпадает с юностью моего поколения". Работа так разрослась, что пришлось закончить том восьмидесятыми годами. Следующий том автор намерен был посвятить периоду от 1881-го до 1905-го года. С тревогой думал он о том, что этим близким к современности главам угрожает грубое вмешательство цензуры.

Работая над своей рукописью, С. Дубнов успевал читать множество газет и журналов и внимательно следить за событиями. Его волновал массовый переход еврейской учащейся молодежи в христианство. Ежегодно перед наступлением учебного года многие абитуриенты принимали крещение ради поступления в университет. Национальная группа предложила С. М. Дубнову составить проект обращения к еврейскому обществу с призывом противодействовать массовому уходу от еврейства, вызванному соображениями личной выгоды. Писатель выполнил возложенную на него миссию, но текст воззвания, представленный им Комитету, показался большинству членов слишком резким. Напечатанное в еврейской прессе под названием "Об уходящих" (Новый Восход, 1913, № 29, Рассвет, № 29.), оно вызвало оживленный обмен мнений.

Подготовка к печати тома Новейшей Истории заполнила лето 1913 г., проведенное в скромной финляндской дачке. В минуты отдыха писатель убаюкивал в колясочке полугодового черноглазого внука, сына старшей дочери, хлопотавшей в столице об (167) арестованном муже. Чтение корректур пришлось прервать, чтобы написать злободневную статью "Источники ритуальной лжи", содержавшую исторический и психологический анализ кровавого навета. Влиятельная либеральная газета "Речь" отказалась ее напечатать, опасаясь репрессий. Орган "День", поместивший статью (День, 1913, № 256), поплатился за свою смелость: редактор приговорен был судом к году крепости.

Том, явившийся результатом двухлетней работы, вышел из печати в ноябре 1913 г. Держа в руках книгу, терпко пахнущую типографской краской, автор ощутил наряду с чувством удовлетворения огромную усталость. В декабре Семен и Ида Дубновы уехали на отдых в Одессу. Они двинулись в путь внезапно, повинуясь смутному порыву: предчувствие исторического сдвига вызвало желание повидать старых друзей.

В Одессе Дубновы сразу попали в шумный круг знакомых. Местное Литературное Общество устроило ханукальный вечер с участием С. Абрамовича, Фруга и Бялика; усталые с дороги столичные гости были встречены радостными приветствиями. Спустя несколько дней торжественно праздновался день рождения Абрамовича в старой квартире при Талмуд-Торе. Восьмидесятитрехлетний именинник был бодр, сыпал парадоксами и уверял окружающих, что не уступит Богу ни единого года из максимального срока человеческой жизни - ста двадцати лет. "С Абрамовичем вспоминает С. Дубнов, описывая свое пребывание в Одессе - я виделся почти ежедневно, и мы продолжали ткать нить наших былых длинных бесед".

Надолго запомнился писателю вечер, устроенный в его честь Литературным Обществом. На этот раз он, вопреки обыкновению, не отказался от "банкета", как будто предчувствуя, что такой вечер не сможет повториться ... В небольшом ресторанном зале собралось около пятидесяти человек. Гость занял место между Фругом, спутником юных лет, и Абрамовичем, другом периода зрелости. Первый в своей речи пытался воскресить те далекие годы, когда два молодых застенчивых провинциала ютились в расположенных по соседству убогих меблированных комнатах, и не раз возвращаясь поздней ночью с товарищеской попойки, поэт заставал своего соседа погруженным в чтение. В ответной речи С. Дубнов указал, что неслучайно оба они, писатели среднего (168) поколения, заняли за столом места между дедушкой Менделе и внуком Бяликом. "В этом собрании - пишет он - я с Фругом символизировали былой ренессанс русско-еврейской литературы среди гебраистов и идишистов, которые в своих речах звали меня в свой лагерь. Языковая проблема... внесла некоторый диссонанс в этот вечер воспоминаний" ...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза