В то время я бранил его безжизненный стиль и невозможность найти хотя бы одно запоминающееся предложение или фразу[64]
. Но после этого я читал его философский труд, который очень остроумен, написан живым слогом и метко эпиграмматичен. Он, возможно, был сыном своего века, которому лучше других удалось освободить себя от господства обычных предрассудков. С другой стороны — и это всегда сочетается с его свободой от предрассудков — во многих вопросах ему не хватает ощущения абсурдности; например, в вопросе о женской эмансипации, да и относительно всего женского вопроса. Я вспоминаю, как перевел в этом эссе важный аргумент о том, что замужняя женщина может зарабатывать столько же, сколько и ее муж. Мы, несомненно, согласны, что управление домом, забота и воспитание детей требуют всего человека и почти исключают какой-либо заработок, даже при упрощенном домашнем хозяйстве, освобождающем женщину от уборки, чистки, готовки и т. д. Он просто забыл обо всем этом, как и обо всем другом, касающемся отношений между полами. Поэтому в данном вопросе Милль всецело выходит за рамки того, что свойственно человеку. Его автобиография настолько не в меру щепетильная или неземная, что из нее никоим образом нельзя догадаться, что человечество состоит из мужчин и женщин и что существующее между ними различие крайне важно. На всем протяжении рассмотрения им данного вопроса ни разу не всплывает мысль о том, что женщины отличны от мужчин— мы скажем не меньше, а скорее больше— противоположны мужчинам. Он находит в подавлении женщин аналогию с подавлением негров. Любая девушка, даже без избирательного права или без умения разбираться в законе, чью руку целует мужчина и ради любви к которой он готов отважиться на все, может надлежащим образом с ним обращаться. Это действительно дурная мысль — посылать женщин на борьбу за существование так же, как мужчин. Если, например, я представлю себе свою ласковую нежную девушку соперником, это просто положит конец моим словам, которые я говорил 17 месяцев тому назад о том, что люблю ее и умоляю удалиться от борьбы в тихую спокойную деятельность в моем доме. Возможно, что изменения в воспитании могут подавить все нежные характерные черты женщин, нуждающихся в защите и, несмотря на это, таких всепобеждающих, и что они смогут тогда зарабатывать на жизнь подобно мужчинам. Также возможно, что в таком случае будет неоправданным оплакивать исчезновение самого лучшего, что может предложить нам мир, — нашего идеала женственности. Я полагаю, что любая акция по реформированию закона и образования разобьется перед тем фактом, что задолго до того времени, когда мужчина смог зарабатывать себе положение в обществе, Природа предопределила женскую судьбу посредством красоты, очарования и нежности. Закон и традиция должны много дать женщинам, в чем им прежде отказывалось, но положение женщин не может быть иным, чем оно есть: в юные годы — очаровательная возлюбленная, в зрелые годы — любимая жена.