Жизнь и учение св. Григория Богослова

Григорию принадлежит несколько стихотворений, специально посвященных теме достоинства священного сана и недостоинства его носителей. В этих стихотворениях Григорий особенно критикует епископов за расколы и раздоры, которые они вносят в Церковь. По его мнению, в эпоху гонений (I‑III вв.), когда Церковь была сплоченной, враг рода человеческого пытался разрушить ее извне при помощи многократных и сильных потрясений. Однако гонения только укрепили Церковь, подвиг мучеников утвердил единство христиан, и слово евангельское, как огненный столп, прошла по всей земле."Тогда враг изобрел новую хитрость: зная, что войско стало могущественным, он посеял вражду между его вождями; ведь с падением полководца все войско повергается в прах" ". [573] Таким образом, прекращение гонений означало для Церкви не только новые возможности, но и новую ответственность: если раньше наличие общего врага заставляло епископов быть сплоченными, то теперь они должны были заботиться о единстве внутри Церкви. С этой задачей, как считал Григорий, епископы его времени не справлялись:

Одни из нас спорят о священных престолах,

Враждуя друг с другом, навлекая бесчисленные бедствия

И сами становясь их жертвами…

Другие же, разделившись на партии, возмущают

Восток и Запад: начав Богом, кончают плотью.

От этих борцов и у прочих появляются имена и начинается битва:

У меня бог — Павел, у тебя — Петр, а у него — Аполлос.[574]

Христос же напрасно пронзен гвоздями![575]

В стихотворениях Григория содержится также немало резких обличений нравственного характера, подкрепленных сатирическим описанием архиерейского быта:

Григорий уже не сотрапезник земного царя, как прежде,

Он не сделает и малой поблажки своему мешку,[576]

Не будет возлежать среди пирующих, потупленный и безмолвный,

Едва переводя дыхание и пожирая пищу, подобно рабам…

Не буду лобызать рук, обагренных кровью,

Не буду касаться чьего‑либо подбородка, чтобы добиться небольшой милости.[577]

На священный, именинный, похоронный или свадебный пир

Не пойду с многочисленной свитой,

Чтобы все или собственными челюстями истребить, или предоставить

Сопровождающим — хищническим рукам Бриарея;[578]

И чтобы вечером отвести обратно нагруженный корабль — одушевленный гроб -

Отправить домой отягощенное чрево;

И чтобы, едва переводя дыхание от пресыщения, спешить на новое обильное застолье,

Не успев разрешиться от бремени предыдущего пиршества.[579]

О епископате и клире своего времени Григорий говорит как о" "мастерской всех пороков" ", где зло председательствует и где те, которые должны быть" "учителями добра" ", учат людей пороку. [580] Григория возмущает рукоположение в священный сан лиц, не прошедших должную подготовку, не научившихся аскетическому образу жизни и остающихся светскими по духу и поведению: тот, кто еще вчера забавлялся мимами и бегал по театрам, был страстным поклонником конного спорта и на скачках подбрасывал вверх землю, кто кружился среди женоподобных танцоров и напивался до потери чувств, сегодня становится председателем церковного народа, молитвенником за людей и учителем благочестия."Вчера Симон–маг, сегодня Симон Петр. Не верю такой внезапной перемене! Не верю львам в овечьей шкуре!" — восклицает Григорий.[581]

В 80–х годах IV века, когда писались эти строки, Церковь стремительно росла, повсюду открывались новые храмы, на архиерейские кафедры и пресвитерские престолы возводились последователи никейской веры. Внешний расцвет, однако, не мог обмануть многоопытного пастыря, глубоко озабоченного внутренним состоянием Церкви. Григорий хорошо знал, что среди новоявленных никейцев много бывших ариан, которые лишь надели новую личину в угоду обстоятельствам времени. Кроме того, он понимал, что открывшиеся архиерейские и иерейские вакансии будут заполнены далеко не лучшими кандидатами, так как невозможно в столь короткий срок подготовить достаточное количество достойных священнослужителей. У него создавалось впечатление, что в священные степени возводят кого попало, лишь бы заполнить вакантные места:

…Всем открыт вход в незапертую дверь, и кажется мне,

Что слышу глашатая, который стоит посреди и взывает:

"Идите сюда, все злодеи, отребье общества,

Чревоугодники, толстожилые, бесстыдные, наглые,

Пьяницы, бродяги, сквернословы, щеголи,

Лжецы, обидчики, нарушители клятв,

Обкрадывающие народ, на чужое имущество безнаказанно

Налагающие руки, убийцы, обманщики, неверующие..,

Двоедушные, служащие переменчивому времени,

Полипы, принимающие цвет камня, на котором живут…

Приходите смело! Для всех готов широкий престол!

Приходите, приклоняйте юные шеи под простертые десницы,

Которые благосклонно простираются над всеми, даже не желающими…

Великое чудо! Саул не только не чужд благодати, но и пророк!

Итак, никто — ни земледелец, ни плотник, ни кожевник,

Ни охотник, ни занимающийся кузнечным делом -

Никто не оставайся вдалеке и не ищи себе другого путеводителя к Богу:

Лучше ведь самому начальствовать, чем подчиняться начальнику.

Пусть один бросит из рук большую секиру, другой — рукоять плуга,