При работе над книгой по истории кометы Галлея библиотека Пулкова оказалась незаменимой. «У меня за 8 дней работы в Пулково набрался громадный материал, т[ак] к[ак] я просмотрела 108 брошюр, относящихся к различным появлениям кометы Галлея: — с 1531 г. по европейским наблюдениям; до 1531 г. по Китайским хроникам в переводе Wilson’а», — писала она Н. А. Морозову 23 декабря 1908 г.[495]
И продолжала: «Сейчас у меня много книжек из Пулкова, начиная с сочинений Галлея и кончая набл[юдениями] Джона Гершеля с замечательными рисунками. В Пулкове же я нашла еще более интересные наблюдения Струве над изменениями физического характера[496] головы [кометы] с многими рисунками…»[497]. В целом, если судить по описанию уже сделанного, то к концу 1908 г. Н. М. Субботина проделала большую часть работы по сбору материалов для книги. Как она сама пишет: «Я же за это время прямо совершила фантастическое путешествие во времени, в духе Уэльса — с этой кометой… <…> Нашла я и астрологические предсказания 1682-го года по случаю появления этой [кометы]: <…>[498], потоп, глад и мор!!!.. Сверила все появл[ения] [кометы] с историческими событиями: чего только не видала эта особа с большим прошлым — Зороастр, Второзаконие, Конфуций, Нерон, Атилла, Магомет, Солиман II, Святополк, Олег Вещий, Гришка Отрепьев etc, etc!.. Срисовала даже часть гороскопа из книги Appian’a 1531 года… есть рис[унок] Кеплера и др. Все это конечно можно бы сфотографировать, так же как замечательный портрет Галлея из Пулково… еще следует ознакомиться с новейшими теориями физического строения [кометы]»[499]. Из этого же письма видно, что Нина Михайловна рассчитывала на помощь Н. А. Морозова и видела его соавтором своей книги. Видимо, предварительная договоренность об этом была достигнута. «Весь этот материал ждет Вас и я страшно рада, что Вы со своей стороны хотите писать и желаете моего сотрудничества», — писала Н. М. Субботина[500].Летом 1909 г. Н. М. Субботина приступила к непосредственным поискам кометы. Как она замечает в письме Н. А. Морозову от 31 июля 1909 г.: «Игорь у меня на Урале, Алексей в Сибири[501]
и столько интересного пишут, что просто досада — зачем я не моряк, не путешественник, и не инженер?! Ах, каким бы великолепным бродягой была бы я, если бы я не была астрономом. Но я астроном и потому сижу дома и ловлю комету, которая восходит теперь по утрам»[502]. Осенью 1909 г. сама комета и книга о ней занимают все внимание Нины Михайловны. В октябре она узнает, что Н. А. Морозов пишет свой собственный очерк о комете, но все еще надеется на сотрудничество с ним. «Быть может хотите писать отдельно, — спрашивает она его в письме от 26 октября 1909 г., — очень популярную брошюру — и я тогда напишу немного по серьезнее — (для интеллигентного читателя), но мне необходимо будет Ваше дополнение по астрофизике и кометным хвостам (по Бредихину), кроме того очень бы хотелось, чтобы Вы просмотрели и исправили написанное мной». И добавляет: «До сих пор еще не известно окончательно, будет ли комета достаточна ярка, чтобы ее видели простым глазом! Если нет, то само собой отпадает вопрос об очень популярной книжке. Для 2-ой же категории интерес сохраняется, история [кометы] Галлея слишком интересна сама по себе и теперь для нее наступило время, т[ак] к[ак] теория вполне установлена»[503]. Видимо, согласие на это предложение Н. А. Морозова было получено, поскольку в следующем письме, от 31 октября 1909 г., Нина Михайловна обещает прислать ему написанный ею очерк через полторы недели, с тем чтобы он мог сократить его и «перечеркать» «как захочется». «…заранее на все согласна! — пишет Н. М. Субботина и добавляет: — и напишите свое сколько захотите и как захотите!»[504] Здесь же она задается вопросом, не стоит ли пригласить еще к сотрудничеству Гавриила Адриановича Тихова (1875–1960)[505], который не так давно, в 1906 г., начал работать в Пулкове. «Это хорошо, наша триада очень бы пополнилась им, — пишет Н. М. Субботина, — потому что он, как специалист упомянет м[ожет] б[ыть] о своих будущих работах над этой кометой! — Ведь это он будет ее фотографировать и изучать спектр? — Как было бы интересно! Ведь ее еще ни разу не фотографировали, а история неизменно упоминает о необыкновенных изменениях ее вида». И добавляет: «Только просто боюсь осрамиться в такой блестящей компании!! — Ну, так хочется написать все это и вложить свое, что верю в эту работу и тружусь над ней как могу!»[506] И почти в отчаянии восклицает: «До того заморили меня астрономы своей сухостью, просто душа больше ее не выносит! Мы с Вами должны постараться хоть на этом дать почувствовать „душу живую“ — в астрономии!»[507]