Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра

Контр-адмирал Мартин старше контр-адмирала Лейтона, который таким образом становится только заместителем командующего эскадрой. Из разговоров с другими мичманами у меня сложилось впечатление, что все считают контр-адмирала Лейтона виноватым в том, что случилось. Более того, я слышал, как флаг-лейтенант говорил о нем как об «опоздавшим к своему выходу на сцену» с явным намеком на то, что адмиралу не хватило мужества. В это я не верю, потому что никто на «Плутоне» не считал, что он мог скорее прийти на помощь «Сатерленду», так как ветер был слабым и переменчивым. Был ли он прав, раздробив силы своей эскадры — другой вопрос и лучший тактик, скорее всего, отозвал бы «Сатерланд» заранее. Самому мне кажется, что контр-адмирал был огорчен своей неудачей во время высадки и думал о Росасе с почти личной ненавистью. Он не мог бы мечтать о лучшем реванше, чем разбить французскую эскадру у самого входа в бухту. Его желание поскорее увидеть это помешало ему трезво оценить ситуацию и правильно рассчитать свои действия — ведь он принимал желаемое за действительное. Он неважный моряк и непопулярен как командир из-за своего холерического характера, который мешает ему принимать правильные решения.

Вот почему, как я полагаю, сэр Чарльз Коттон назначил контр-адмирала Мартина командовать операцией, в то время как Лейтону предоставлялась возможность хоть немного восстановить свою репутацию — хотя бы в отношении личного мужества. Вы уже видите результаты моего пребывания на флагманском корабле — мои мысли больше заняты интригами на эскадре, чем тем, как тревожить неприятеля. Теперь мы стоим в Порт-Магоне и заняты последними приготовлениями, прежде чем вернемся к завершению нашего дела в Росасе.

Передайте маме мои заверения в сыновней любви и скажите ей, чтобы не беспокоилась — французы ничего не смогут нам сделать. Мы ни во что их не ставим, а они мало что могут сделать, чтобы от нас спастись!

Остаюсь, дорогой отец,

Вашим любящим сыном —

Дж. Хорнблауэр.