Жизнь Исуса Христа

Ответ Иисуса был тот, что они знают, откуда и кто Он, но на самом деле Он пришел не сам от Себя, а от Того, которого они не знают. Эти слова привели снова в бешенство народ. Они от души желали, но не смели схватить Его, потому что, вероятно, нашлось бы между ними много личностей, убедившихся Его словами и принявших такое множество Им чудес за неопровержимое доказательство Его права. Синедрион, участивший свои заседания в соседней с храмом каменной зале собраний, был извещаем через своих служителей о том, что Иисус делает и говорит, и, не показывая этого, наблюдал за Ним постоянно со злобою и завистью. Эти произносимые в пользу Иисуса возгласы, это глубокое благоговение и верование в Него, которое, назло им, увеличивалось на их глазах, они считали для себя унизительными и опасными. Надо было решиться на более смелый образ действий. И вот, они выслали своих служителей, чтобы схватить Иисуса внезапно и тайным образом, при первом удобном случае. Но Он не чувствовал страха; Ему недолго оставалось еще побыть с ними, и затем Он возвратится к пославшему Его. Тогда они станут искать Его, не с неприязненными намерениями, а вследствие мучительных упреков совести и стыда; но все поиски их будут напрасны. Намек этот не понять Его врагам. В дни смятения и ужаса, которые наступают, они поймут его окончательно, теперь же они с насмешкой предположили, что Он, вероятно, намеревается удалиться и учить язычников.

Так прошел этот замечательный день, а в последний день праздника Иисус снова явился в храм. В этот седьмой или восьмой день происходила обыкновенно торжественная и радостная церемония. С раннего утра народ толпился в храме и, когда утренняя жертва была возложена на алтарь, один из священников с золотою чашею шел на ключ Силоамский у подошвы Сиона. Зачерпнув в нем три лога воды, он возвращался триумфальной процессией в храм через Водяные ворота. При входе во двор священные трубы трубили радостно до тех пор, пока священник не опускал чаши на подножие алтаря. Там переливал он воду в серебряный сосуд, стоявший на западной стороне, и наливал вина в другой такой же сосуд с восточной стороны. Затем пели великое «аллилуя», и вслед за стихом[433]: исповедайтеся Господеви, яко благо, я ко в век милость его[434], все предстоявшие вокруг алтаря с торжеством помавали своими люлабами. Вечером все предавались удовольствиям, так что раввины говорили, что нечувствовавший радости «при черпанье воды» не имеет понятия о радости.

Намекая ясно на этот радостный обряд, Иисус обратил внимание толпы в храме, как внимание самарянки при колодце, на новую истину, а также на духовный[435] и исторический[436] смысл обрядов, которых они только что были свидетелями. Кто жаждет, возгласил Он, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Лучшие их них в глубине души своей сознавали необходимость в наитии Св. Духа, которого мог ниспослать один только Тот, кто говорил с ними: но открытое исповедание Его за пророка и Христа привело бы в отчание других, которые, не умея отрешиться от своего узкого догматического представления, составили понятие об Иисусе, обличавшее только их невежество: разве из Галилеи Христос приидет? Разве Он прийдет не из Вифлеема и родится не от племени Давидова?