«
По словам Майи и Эми, на генеалогические фокусы бессовестных историков покупались не только наивные люди, мои новые знакомые горячо об этом спорили, но к согласию не пришли. Несмотря на расхождение во мнениях, самолет мы покидали лучшими подругами и в автобусе, который вез нас в отель в Котону, сидели рядом. Едва успев освежиться, мы снова погрузились в автобус и отправились в Уиду, в Храм питонов. Из путеводителя я узнала, какую важную роль в жизни нашего мира сыграл змей по имени Дан, родившийся из священных экскрементов Маву-Лизы, главы дагомейского пантеона богов, андрогинного божества, сотворившего мир. Маву-Лиза создает Вселенную благодаря змею, который обвивается вокруг бесформенной земли. Он постоянно двигается, и вслед за ним перемещаются небесные тела.
Рядом с глинобитным домиком шумел живописный рынок, торговцы наперебой предлагали покупателям роскошные овощи и фрукты. В хижине содержалась дюжина черных «лакированных» питонов: одни ползали по земле, другие сплетались в причудливые клубки, а босоногие жрицы с обнаженной грудью нараспев читали молитвы. Никто из афроамериканцев не выказал ни брезгливости, ни страха, они хватали рептилий голыми руками, те открывали заспанные глаза и высовывали розовые языки. Я ужасно испугалась, когда хрупкая Эми Эванс попыталась обмотать одного мастодонта вокруг талии. Она словно бы впала в транс, губы у нее дрожали, на глазах выступили слезы.
Я потихоньку вышла и оказалась среди шумной толпы, купила какие-то незнакомые, но потрясающе красивые фрукты – просто так, потому что захотелось, ежесекундно ощущая забытую радость от чувства свободы.
«Вы быстро покинули храм, – укорила меня подошедшая Эми, – и много потеряли: это было волшебно!»
Волшебно?! Я оставила свое мнение при себе, и мы заняли места в автобусе.
Следующим мы посетили дом весьма противоречивой личности – Чачи Аджинаку[141], бразильского работорговца в португальском подданстве Франсиску Феликса ди Созы, широко развернувшегося в королевстве Дагомея. Он завоевал благосклонность короля Гезо (помог последнему занять королевский трон), который пожаловал ди Соза новое имя – Чача и назначил первым советником. Титул не предполагал его участия в политической деятельности, зато предоставлял монопольные права на внешнюю торговлю живым товаром. Чача отвечал за регистрацию партий рабов, выходивших из форта Сан-Жуан-Батишта-де-Ажуда (форта Святого Иоанна Крестителя). Этот человек не отказался от работорговли даже после того, как ее запретили сначала англичане, а потом французы. Именно благодаря ему еще долгое время после 1818 года тяжело груженные невольничьи суда поднимали паруса и брали курс на Бразилию и Кубу. Жилище Чачи состояло из двенадцати комнат, обставленных разномастными креслами, диванами, кушетками, низкими и высокими столами, комодами и кроватями под балдахином. В гостиной висел портрет хозяина в полный рост, некрасивого, но импозантно-харизматичного мужчины с квадратным лицом и внушительным носом. Кисточка черной скуфейки падала на ухо, придавая ему слегка озорной вид. На широком дворе возвышался печальной памяти амбар, в котором невольники ждали отправки в изгнание, как товар на складе.
Несколько лет спустя я собирала материалы для моей работы «Сегу», и один бенинский историк рассказал мне, что и дом, и портрет, и амбар были всего лишь «апокрифичными экспонатами», собранными с миру по нитке Министерством туризма. Я не расстроилась. Какая, в конце концов, разница, если первый туристический опыт воспламенил мой творческий потенциал! Мифы, легенды, история противостояния местных жителей и «людей агуда», или «возвращенцев», как называли освобожденных рабов, вернувшихся в страну, оживляют страницы романа, написанного двадцать лет спустя. Их влияние на мое воображение было таким сильным, что, пожертвовав толикой связности, я отправила одного из героев по имени Малобали, сына Траоре, бороться с волнами на пути в Дагомею.
Наш отель находился у самого моря, на очень красивом пляже. Вечером, оставив других членов группы плескаться в воде с по-детски радостными воплями, мы с Эми и Майей пошли в бар, напились и, чуть не плача, принялись ругать наших партнеров, с наслаждением делясь деталями. К собственному удивлению, я рассказала, какой ужасный эгоист Кваме, хотя себе в этом не признавалась. Результатом «облегчения душ» стал общий вопрос: почему мужчины всегда так сильно портят жизнь женщинам?
Майя преподавала в знаменитом бруклинском колледже Медгар Эверс, и ее соображения имели впечатливший меня привкус серьезной социологии.