Жизнь как роман

Я подняла врага с его лежбища. Будучи его коллегой по ремеслу, я разгадывала его хитрости одну за другой. Я уже почти не сомневалась, что разоблачила его планы. Кукольник не ожидал, что с него сорвут маску, что перепутаются ниточки, на которых болтались его марионетки.

Передо мной неожиданно распахнулось окно возможностей. В ряду остальных выделялась возможность переделать конец истории. Для этого мне нужно было найти способ опрокинуть стол. Чтобы избежать его контроля, у меня был только один путь – втянуть его в свою игру.

Я вынула из кармана куртки пистолет Рутелли. Впервые за долгое время у меня возникло чувство, что я выиграла кое-какую степень свободы. Походило на то, что этого моего шага незнакомец за экраном не предусмотрел. Что бы ни болтали романисты, они не любят, когда их персонажи приставляют им к горлу нож.

Я приставила дуло «глока» к виску.

Перед глазами снова запрыгали какие-то неясные образы, окружающий пейзаж стал искажаться.

Пока он еще оставался узнаваемым, я положила палец на курок и крикнула незнакомцу за экраном:

– ДАЮ ТЕБЕ ТРИ СЕКУНДЫ, ЧТОБЫ ТЫ ПОМЕШАЛ МНЕ СДЕЛАТЬ ЭТО: РАЗ, ДВА, ТР…

Персонаж Ромена (Романа)

5. Согласование времен

Написать один роман не очень трудно.[…] Изнурительно другое – писать романы один за другим. […] Для этого нужна особая одаренность, несколько отличающаяся, конечно, от простого таланта.

Харуки Мураками. Писатель как профессия

Я приставила дуло «глока» к виску.

Перед глазами снова запрыгали какие-то неясные образы, окружающий пейзаж стал искажаться.

Пока он еще оставался узнаваемым, я положила палец на курок и крикнула незнакомцу за экраном:

– ДАЮ ТЕБЕ ТРИ СЕКУНДЫ, ЧТОБЫ ТЫ ПОМЕШАЛ МНЕ СДЕЛАТЬ ЭТО: РАЗ, ДВА, ТР…

1.

Париж, 11 октября 2010 г., понедельник.

В приступе паники я захлопнул экран ноутбука. Откинувшись на спинку кресла, я весь дрожал, чувствуя, как пылает лицо. Глаза жгло, плечо и шею пронзила острая боль.

Какой кошмар! Еще не бывало такого, чтобы персонаж обращался ко мне напрямую, когда я работаю над романом.

Меня зовут Ромен Озорски. Мне сорок пять лет. Я пишу сколько себя помню. Мою первую рукопись, «Посланцы», напечатали, когда мне, студенту медицинского факультета, был всего 21 год. С тех пор я написал еще 18 романов, и все они стали бестселлерами. Уже больше двадцати лет каждое утро я включаю компьютер, запускаю программу работы с текстами и расстаюсь с заурядной реальностью, уносясь в параллельные миры. Сочинительство никогда не было для меня развлечением. В него уходишь с головой. Флобер называл это «особым способом жить»[7], Лобу Антунеш говорил: «Начинаешь ради удовольствия, но в конце центром твоей жизни становится твой порок»[8].

Так я тружусь каждый день, с утра до вечера, не ожидая пресловутого «вдохновения», чтобы приняться за дело. Наоборот, вдохновение посещает меня именно в разгар работы. Я люблю дисциплину, упорство, требовательность к себе. Ничто не дается легко, всего надо добиваться. Тебя всегда подстерегает безумие: никогда не знаешь, до чего доведет писательство.

Строча по шесть часов в день – обычно даже дольше, – я давно оставил позади отметку в 45 тысяч часов работы. Сорок пять тысяч часов, прожитых среди бумажных персонажей! Возможно, это отнимало у меня умение «жить реальной жизнью» (говоря словами моей тогда будущей, а теперь бывшей жены), зато давало основания полагать, что я кое-что смыслю в беллетристике. Но того, что произошло только что, со мной еще не случалось. Сколько я ни твердил во всех интервью, что самый волнующий момент сочинительства – это когда ваши персонажи завоевывают автономию и изъявляют желание делать вещи, которые вы не планировали, я никогда бы не подумал, что сам окажусь в таком положении.

Решив выйти из-под шаха, я перегрузил программу и сделал еще одну попытку продолжить повествование.

«Пока он еще оставался узнаваемым, я положила палец на курок и крикнула незнакомцу за экраном:

– ДАЮ ТЕБЕ ТРИ СЕКУНДЫ, ЧТОБЫ ТЫ ПОМЕШАЛ МНЕ СДЕЛАТЬ ЭТО: РАЗ, ДВА, ТР…»

Я бился над тем, чтобы нить повествования стала разматываться дальше, но каждое мигание курсора на экране превращалось в зарубку на моем зрачке. Мной овладело оцепенение, подчинить себе ситуацию не удавалось.