Кстати, что-то совсем забросила я электронную переписку. Самое главное — даже не тянет. С каким волнением я вначале неслась к компьютеру. Надеялась на что-то. На что? На интересное знакомство? На то, что можно в виртуальном пространстве найти умного, интеллигентного мужчину? На то, что заочно можно обнажить душу собственную и понять душу другого? Вот дура! В Сети — как в жизни: та же грязь и та же лажа. И точно так же никто не спешит открывать свою душу перед виртуальным собеседником, боясь, как бы в нее не плюнули.
А в ящике висели два непрочитанных письма от Владислава. Как же я про него забыла? Это Леня-художник отбил охоту к подобной форме знакомства. А вдруг этот — нормальный человек? А я на нем крест поставила из-за какого-то придурка? Ну-ка, что там у него?
В первом письме была фотография. Черно-белая. Довольно симпатичный и поразительно молодой мужчина. Даже странно. Хотя, может, он йогой занимается? Или чем-то подобным. Вот и сохранился так хорошо для своего возраста. А лицо вызывает какие-то смутные ассоциации. Хотя не знаю я его, это точно. Я бы такого не могла не запомнить. Нет, свою фотографию такому красавцу я посылать не буду. Не рискну — еще испугается. Лучше уж — сразу живьем. Чтоб глаза видеть. Так, а пишет-то он что?
«Жанна, это — я, правда, несколько лет тому назад. Посмотри и пришли аналогичное фото. Не пора ли нам встретиться?»
А потом — еще одно письмо, отправлено через неделю.
«Не дождался ответа. Или моя внешность не понравилась? Ну так напиши. Если что — я не обижусь. Или причина в чем-то другом? Допускаю, что могут возникнуть разные жизненные обстоятельства. В любом случае — жду ответ. Так все-таки как насчет встречи?»
А я ему не ответила. До сих пор. Нет, нехорошо. Вдруг человек ждет, на что-то надеется? Фотографию свою прислал. А в ответ — ни слова. Правда, что-то мне не очень нравится тон писем. Раньше, кажется, он был более вежлив. И, потом, я не заметила, когда мы успели перейти на «ты». Хотя, понятно: обиделся мужик. А я всю жизнь, если кто-то на меня обижался, мгновенно проникалась чувством глубочайшей вины и изо всех сил старалась ее загладить. Конечно, он имеет полное основание для обид — ему показалось, что им пренебрегают. Нельзя так с людьми.
«Здравствуйте, Владислав!
Извините, некоторое время не было возможности заглянуть в Интернет, поэтому не сразу прочла ваши письма. Вот и получается, что отвечаю на них с некоторой задержкой.
Я благодарна вам за фотографию, мне кажется, вы — очень привлекательный мужчина.
А насчет встречи — я не возражаю, давайте встретимся. Какие у вас будут предложения по поводу времени и места?»
— Мам, ты знаешь, я никогда не женюсь. — Тошка забрался ко мне на колени, пристроился, как котенок, которому нужно, чтобы его приласкали.
Какое счастье, что кто-то еще может забраться на мои колени и кому-то пока еще нужна моя ласка! У старшеньких — своя жизнь, им давно на меня наплевать. Знают, что я есть, — и достаточно.
— Что случилось, солнце мое? Что за выводы?
— У Пашки сегодня родители разводятся. Пашка сказал, что раз он им не нужен — он с крыши спрыгнет, с девятого этажа, а они пусть — как хотят. Мам, он плакал, представляешь?
— Он что, не знал? Они ему раньше не сказали?
— Сказали. Он только надеялся, что образуется как-то. А они — развелись.
— Знаешь, многие разводятся…
— Знаю. Мы Пашке говорили — ничего страшного. В нашем классе, прикинь, отцы есть только у четырех человек. А у остальных или отчимы, или вообще никого. Ну и что? Подумаешь. Все же живут.
— А он?
— А у него истерика была, даже «скорую» вызывали. Ему какой-то укол сделали. А потом Ирина Викторовна его к себе забрала, сказала, что у нее кот есть красивый и собака, пусть он у нее поживет пока. Мам, а можно, Пашка потом у нас поживет, если что? Ему домой сейчас нельзя, а у нас — весело.
— Если что — можно. Ты не бойся, это у Пашки пройдет. У всех потом проходит. Родители же его любят. А к тому, что врозь жить станут, он привыкнет постепенно. Вот мы же привыкли?
— Так у нас — семья. А Пашка — один остается.
— Как это?
— А у него и отец, и мать сразу женятся. Оба, представляешь? А Пашку к бабушке хотят запихнуть, чтоб он им не мешал.
— Глупости ты говоришь. Ребенок не может мешать. Ребенок — это самое важное. Маме своей, во всяком случае, он никогда мешать не будет.
— Это не я говорю, это Пашка сказал. Мама его влюбилась, и ей, кроме ее нового мужика, никто не нужен больше.
— Зачем ты так? А вдруг, он хорошим окажется? И будет Пашку твоего любить. Мама же Пашкина не зря его, наверное, полюбила. А папа?
— А у папы, оказывается, давно уже тетка другая есть. И ребенок другой даже. Представляешь? Там — ребенок, и здесь — ребенок. То ходил туда-сюда, а теперь вообще уйдет.
— Ну и пусть. Представляешь, маме каково было узнать об этом?
— Мам, ты не понимаешь, у Пашки была СЕМЬЯ. А теперь — нет ничего. У мамы — своя семья, у папы — своя семья. А у Пашки — никого.
— А вдруг все-таки новый папа будет хорошим?
— Он не папа, он отчим. Он — чужой.
— Солнышко, а представь, вдруг бы я влюбилась?
— Ты не можешь.