Жизнь Клима Самгина (Часть 3)

Возвратясь в дом, Самгин закусил, выпил две рюмки водки, прилег на диван и тотчас заснул. Разбудил его оглушительный треск грома, - в парке непрерывно сверкали молнии, в комнате, на столе все дрожало и пряталось во тьму, густой дождь хлестал в стекла, синевато светилась посуда на столе, выл ветер и откуда-то доносился ворчливый голос Захария:

- Ольга, унеси молоко, скиснет! Теперь уж не приедут. Ах ты, господи...

Затем по стеклам дробно застучал град. Самгин повернулся лицом к стене, снова пытаясь уснуть, но вскоре где-то раздался сердитый окрик Марины:

- Есть тут кто-нибудь? Чаю скорее. Спроси Ольгу - белья женского нет ли, платья? Ну, халат какой-нибудь...

Самгин подошел к ней как раз в тот момент, когда молния встряхнула, зажгла сумрак маленькой комнаты и Марина показалась туго затянутой в шелк.

- Хороша? - спросила она. - А всё капризы Лидии, - надо было заехать в монастырь, ах... Ну, уходи, раздеваться буду!

Ее крупная фигура покачивалась, и как будто это она встряхивала сумрак. Самгин возвратился в зал, вспомнив, что тихий роман с Никоновой начался в такой же дождливый вечер; это воспоминание тотчас же вызвало у него какую-то торжественную грусть. В маленькой комнате шлепались на пол мокрые тряпки, потом раздался возмущенный возглас:

- Тише, Ольга, ты меня уколола...

Вошла Марина в сером халате, зашпиленном английскими булавками, с полотенцем на шее и распущенными по спине волосами, похожая на княжну Тараканову с картины Флавицкого и на уголовную арестантку; села к столу, вытянув ноги в бархатных сапогах, и сказала Сангину:

- Ну-ко, хозяйничай, угощай!

Захарий, улыбаясь радостно и виновато, внес большой самовар, потоптался около стола и исчез. Выпив большую рюмку портвейна, облизнув губы, она сказала:

- Жил в этом доме старичишка умный, распутный и великий скаред. Безобразно скуп, а трижды в год переводил по тысяче рублей во Францию, в бретонский городок - вдове и дочери какого-то нотариуса. Иногда поручал переводы мне. Я спросила: "Роман?" - "Нет, говорит, только симпатия". Возможно, что не врал.

Вытирая полотенцем мокрые волосы, она продолжала:

- Философствовал, писал сочинение "История и судьба", - очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым летом жил у него эдакий... куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, - умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин - тоже философствовал.

- Я его знаю, он был репетитором моим, - сообщил Самгин.

- Вот как?

Марина посмотрела на него, улыбаясь, хотела что-то сказать, но вошли Безбедов и Турчанинов; Безбедов - в дворянском мундире и брюках, в туфлях на босых ногах, - ему удалось причесать лохматые волосы почти гладко, и он казался менее нелепым - осанистым, серьезным; Турчанинов, в поддевке и резиновых галошах, стал ниже ростом, тоньше, лицо у него было несчастное. Шаркая галошами, он говорил, не очень уверенно:

- Человек должен ставить пред собой высокие цели...

- Очень правильно, - откликнулась Марина. - Но какие же?

Садясь рядом с нею, он сказал:

- Вообще - жить под большим знаменем... как, например, крестоносцы, алхимики.

Безбедов стоя наливал в стакан вино и бормотал:

- Нам старые знамена не подходят, мы люди самодельные.

- Что это значит? - спросил Турчанинов, видимо, искренно заинтересованный словом,

- Ну, - как сказать? - проворчал Безбедов, глядя в стакан. Интеллигенция... самодельная. Нам нужно: хомут, узду и клочок сена пред глазами, чтоб лошадь шла вперед, - обязательно!

Турчанинов молча и вопросительно посмотрел на него - и спросил:

- Клочок сена?

- Ну да, - грубо сказал Безбедов, - вместо знамени.

- Брось, Валентин, - посоветовала Марина. Дождь стал мельче, стучал в стекла порывисто и все торопливее, точно терял силу и намеревался перестать.

Гудел ветер, глухо шумели деревья.

В дверях появилась девушка и почему-то сердитым голосом сказала:

- Лидия Тимофеевна не придет, просила принести ей чаю и рюмку какого-нибудь вина.

- Крысавица, - сказал Безбедов, посмотрев вслед ей, когда она уносила чай. - Крысиная мордочка.

Турчанинов вздрагивал, морщился и торопливо пил горячий чай, подливая в стакан вино. Самгин, хозяйничая за столом, чувствовал себя невидимым среди этих людей. Он видел пред собою только Марину; она играла чайной ложкой, взвешивая ее на ладонях, перекладывая с одной на другую, - глаза ее были задумчиво прищурены.

Ложка упала, Самгин наклонился поднять ее и увидал под столом ноги Марины, голые до колен. Безбедов подошел к роялю, открыл футляр гитары и объявил:

- Пусто. Впрочем, я не умею играть на гитаре.

- Пойду, взгляну, что с ней, - сказала Марина, вставая. Безбедов спросил:

- С гитарой?

Турчанинов взглянул на него удивленно и снова начал пить чай с вином, а Безбедов, шагая по скрипучему паркету, неистовым голосом, всхрапывая, стал декламировать:

Я - тот самый хан Намык,

Что здесь властвовать привык!

Все, от мала до велика,

Знают грозною Намыка!

Остановился, помолчал и признался:

- Забыл, как дальше.