Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая

Сквозь хмель Клим подумал, что при Алине стало как-то благочестиво и что это очень смешно. Он захотел показать, что эта женщина, ошеломившая всех своей красотой, – ничто для него. Усмехаясь, он пошел к ней, чтоб сказать что-то очень фамильярное, от чего она должна будет смутиться, но она воскликнула:

– Боже, это – Клим! И пьян так, что даже позеленел!.. Но костюм идет к тебе. Ты – пьешь? Вот не ожидала!

– Да, пью! – сказал Самгин. – Я тут. У него было очень много слов, которые он хотел сказать, но все это были тяжелые слова, язык не поднимал их, и Самгин говорил:

– Пью. Один. Это мой «Манифест». Ты читала? Нет. Я тоже.

Потом он стоял у стола, и Варвара тихо спрашивала его:

– Вам плохо?

– Плохо, – согласился он. – Вы пляшете плохо. Неприлично.

– Хотите ершика? – слышал он. Выпив лимонада с коньяком, Самгин почувствовал себя несколько освеженным и спросил, нахмурясь:

– Китаец, это – кто?

И, когда Варвара назвала фамилию редактора бойкой газеты, ему стало грустно.

– Еврей, – сказал он, качая головой, – еврей! И с этого момента уже не помнил ничего. Проснулся он в комнате, которую не узнал, но большая фотография дяди Хрисанфа подсказала ему, где он. Сквозь занавески окна в сумрак проникали солнечные лучи необыкновенного цвета, верхние стекла показывали кусок неба, это заставило Самгина вспомнить комнатенку в жандармском управлении.

Прошло несколько минут, две или двадцать, трудно было различить. За дверью послышался шорох, звякнула чайная ложка о стекло.

– Да, неси! – прошептал кто-то, дверь отворилась, и Самгин почувствовал, что у кровати стоит Варвара.

– Вы спите?

– Нет, не сплю, но мне совестно, – сказал он, открыв глаза.

Он не думал сказать это и удивился, что слова сказались мальчишески виновато, тогда как следовало бы вести себя развязно; ведь ничего особенного не случилось, и не по своей воле попал он в эту комнату.

Но Варвара, должно быть, не расслышав его слов, ласково и весело говорила:

– Какой вы смешной, пьяненький! Такой трогательный. Ничего, что я вас привезла к себе? Мне неудобно было ехать к вам с вами в четыре часа утра. Вы спали почти двенадцать часов. Вы не вставайте! Я сейчас принесу вам кофе...

Самгин сел, помотал головой, надел очки, но тотчас же снял их.

«Сейчас все это и произойдет», – подумал он не совсем уверенно, а как бы спрашивая себя. Анфимьевна отворила дверь. Варвара внесла поднос, шла она закусив губу, глядя на синий огонь спиртовки под кофейником. Когда она подавала чашку, Клим заметил, что рука ее дрожит, а грудь дышит неровно.

Лицо бледное, с густыми тенями вокруг глаз. Она смотрит, беспокойно мигая, и, взглянув в лицо его, тотчас отводит глаза в сторону.

– А Любаша еще не пришла, – рассказывала она. – Там ведь после того, как вы себя почувствовали плохо, ад кромешный был. Этот баритон – о, какой удивительный голос! – он оказался веселым человеком, и втроем с Гогиным, с Алиной они бог знает что делали! Еще? – спросила она, когда Клим, выпив, протянул ей чашку, – но чашка соскользнула с блюдца и, упав на пол, раскололась на мелкие куски.

– Ой, – тихонько вскричала Варвара, а Самгин, улыбаясь, сказал:

– Хорошая примета.

Он сбросил с себя одеяло, спустил ноги с постели и, прежде чем девушка успела отшатнуться, крепко обнял ее.

– Не надо... Не смейте, – шептала она, вырываясь, – Ведь вы не любите...

И вдруг, обняв его за шею, она почти крикнула:

– Пожалей, о, пожалей меня, пощади!

Клим честно молчал, опрокидывая ее.

Через месяц Клим Самгин мог думать, что театральные слова эти были заключительными словами роли, которая надоела Варваре и от которой она отказалась, чтоб играть новую роль – чуткой подруги, образцовой жены. Не впервые наблюдал он, как неузнаваемо меняются люди, эту ловкую их игру он считал нечестной, и Варвара, утверждая его недоверие к людям, усиливала презрение к ним. Себя он видел не способным притворяться и фальшивить, но не мог не испытывать зависти к уменью людей казаться такими, как они хотят.