- В основном, от двух факторов: выполняет ли данный человек природные правила в жизни; и насколько положительно он относится к тем людям, в чьей ноосфере он живёт. Даже, если этих людей уже в живых нет, то всё зависит, как этот человек относится к образам этих людей. Это понятно?
- Вот это я и хотела услышать. Значит, "чтить отца и мать...", это с уважением к ним относиться?
- А ещё лучше их любить! - добавила Анна Сергеевна.
- Но я и люблю вас, - воскликнула Оля, - иначе не смогла бы вас называть папой и мамой.
Оленька уткнулась Анне Сергеевне в колени и прослезилась, как и Анна Сергеевна тоже. Пока они справлялись с нахлынувшими на них чувствами, Николай Васильевич умилённо наблюдал за ними. В его жизни, под самую, можно сказать, завязку лет, вдруг произошло чудо, неожиданное, незапланированное, но весьма приятное.
А тем временем Анна Сергеевна вновь задала вопрос:
- Прости, Коленька, за глупые вопросы, но, раз уж они приходят в голову, значит... "это кому-нибудь нужно"? Ведь получается, что и несчастья могут быть спланированы в ноосфере?
- Только, не спланированы, а зависят, опять же, от отношения с ноосферой. Исследования показывают, что все бытовые, житейские глупости происходят, когда импульсы первой сигнальной системы нашего мозга перехлёстывают, подавляют импульсы второй сигнальной системы. Обычно это происходит с людьми, у которых связь с собственной ноосферой ослаблена по каким-то причинам. Иммунно-тормозная функция не срабатывает. И человека начинает "нести". Причём, чем сильнее была развита чувственная система его до этого, тем дальше его заносит в совершении глупостей. Зависимость тут чисто математическая. Глубина раскачки равновесной системы зависит от величины исходных импульсов.
- У меня тоже есть вопрос немножко каверзный, - робко начала Оля. - Ведь есть такие семьи, где родители сами провоцируют собственных детей на отрицательное к ним отношение. Вот, как тут быть?
- Оленька, мне очень нравится, как ты мыслишь. Вопрос этот - один из главнейших в настоящее время. Я скажу даже больше, чем ты. В настоящее время благополучных семей по взаимоотношению с детьми, не так уж и много. Их вообще меньшинство.
- А почему?
- По нашим исследованиям выходит, что львиная доля вины лежит на современном телевидении. Оно, вдалбливая бессмысленные свободы в юные головы, настраивает детей против собственных родителей, то есть, против собственной ноосферы. И уже с юных лет дети начинают делать глупости, да ещё одну за другой, что, в конечном счёте, и портит им жизнь на всё оставшееся время.
- Но бывают случаи, когда и сами родители подают повод к недовольству собой - или я не права? - вновь спросила Оля.
- В жизни, как в жизни - всё бывает.
- Так, я не понимаю, как же себя заставить уважать человека, если он вызывает обратные чувства?
- А знаешь, Оленька, почитай рассказ Горького "Страсти-мордасти" и мы потом с тобой поговорим.
- А он есть у нас?
- Есть-есть, - подтвердила Анна Сергеевна.
Два дня Оля ходила достаточно серьёзной, но ни Анна Сергеевна, ни Николай Васильевич не тревожили её расспросами, так как они понимали, что она находится под впечатлением от читаемого рассказа. На третий день она, сразу после обеда, поблагодарив, ушла к себе наверх. И через минут пятнадцать-двадцать сверху донеслись отчётливые всхлипывания.
Николай Васильевич и Анна Сергеевна поднялись к ней в комнату. Оля сидела за столом и плакала - такое впечатление на неё произвёл горьковский рассказ. Анна Сергеевна обняла её за плечи и прижала к себе. Оля не только не сопротивлялась, но ещё сильнее прильнула к ней и разрыдалась в полную силу. Всё накопившееся в ней прорвалось, вдруг, разом и она, не стесняясь своих новых родителей, дала выход накопившимся впечатления: и от книги, и от своих переживаний, и ещё от чего-то сложного и непонятного внутри её.
Анна Сергеевна целовала её в голову и гладила её волосы. Николай Васильевич же, присел на Олину кровать и ждал, когда немного улягутся эмоции. В их жизнь вместе с Олей вошло что-то новое, настоящее и весьма привлекательное. И даже сейчас, когда Оленька переживала справедливый всплеск негодования и отчаяния, всё это было внутри их семьи, а потому ясным и вполне понятным, не требующим никаких лишних расспросов.
А Оленька, тем временем потихоньку стала успокаиваться и вскоре, она уже сидела и
улыбаясь виноватой улыбкой, вытирала слёзы. Потом она сама заговорила:
- Я ведь всегда думала, что мне хуже всех на свете. А получается, что были и есть, наверное, люди, о судьбе которых не возможно даже думать без слёз.
- Да, Оленька, в жизни ещё горя и несправедливости очень много, - согласился с нею Николай Васильевич. - А я потому тебе и рекомендовал прочитать этот рассказ, чтобы ты смогла с большим пониманием отнестись к тому, что я буду отвечать на твой вопрос. Готова ты меня выслушать?
Оля утвердительно кивнула и села, выпрямившись. Анна Сергеевна села рядом с Николаем Васильевичем на кровать. А тот продолжал: