Жизнь, которая не стала моей

Элли злобно уставилась на меня. С минуту мы играли в гляделки. Я уж испугалась, что блеф не сработает, когда Элли наконец, закатив глаза, велела мне: «Подвиньтесь», – и я поспешно освободила ей стул перед синтезатором.

Она помедлила, собираясь с мыслями, и через мгновение комната взорвалась: яростные, протестующие аккорды, которые удивительным образом сплетались в чудесную, плавную мелодию. Девочка прикрыла глаза, вся отдавшись музыке. Мы с Эндрю переглянулись. Я увидела, как Родни, прислонившись к стене, потрясенно уставился на свою воспитанницу.

Через несколько мгновений песня оборвалась, и Элли обернулась ко мне.

– Ясно? – бросила она.

Я постаралась не выдать своего изумления.

– Что это за песня?

Левый глаз девочки слегка дернулся.

– «Оставь свой след».

Я вспомнила прикнопленное к стене стихотворение, девчачий наклонный почерк.

– Ты сама ее сочинила, – догадалась я.

Снова этот продолжительный взгляд.

– И что?

– То, что ты – настоящий талант, – сказала я. – Я рада, что мы будем играть вместе.

И, не дожидаясь ответа, я повернулась, вышла из комнаты и вернулась в кухню. За мной последовали Эндрю и Родни. Родни озадаченно скреб затылок.

– И все? – спросил он. – Занятие на сегодня закончилось?

Я кивнула, неуверенно оглянулась на Эндрю. К моему облегчению, он улыбнулся и сказал Родни:

– Главное произошло. Кейт вынудила Элли вступить в диалог.

Недоверие исчезло с лица Родни, сменившись уважением.

– Вы были правы, – сказала я Эндрю, чувствуя, как все тело вибрирует от прилива сил. – Нужно было заговорить на ее языке.

* * *

– Может быть, перекусим вместе, а потом уж я домой? – словно со стороны услышала я свой голос по пути в Святую Анну.

Эндрю глянул на меня вопросительно:

– А жених не обидится?

– Он сегодня вечером в баре со своим другом Стивеном. Вернется поздно. – Тут я спохватилась, что вроде бы заигрываю с Эндрю, и поспешила добавить: – Просто можно было бы обсудить, как продвигаются дела у детей. Если у вас есть время, конечно.

Беда в том, что я не смогу заговорить с Дэном об Элли, он даже не поймет, как много для меня значило это занятие. А Эндрю поймет. Мне хотелось поделиться моим пузырьком счастья.

– При условии, что угощаю я, – ухмыльнулся Эндрю. Я строго глянула на него, и он поднял руки, словно защищаясь: – Нет, я не сексист, но мне здорово понравилось, как вы в тот раз впились зубами в бургер. Мне хочется снова увидеть на вашем лице такое выражение, и я как раз знаю подходящее местечко.

– Тоже бургеры? – уточнила я и не смогла сдержать улыбку предвкушения: очень уж вкусные, что правда, то правда.

– Обижаете, – сказал он. – У меня в запасе разнообразное меню. Вы что-нибудь слышали о карибской кухне?

Мы зашли в узкую – просто щель в стене – дверь в десяти кварталах от дома Элли и оказались в ямайском кафе. С десяток столиков, стены размалеваны черным, зеленым и желтым.

– Доверьтесь мне, – сказал Эндрю, угадав мои сомнения. – Выглядит убого, но еда просто невероятная. Верите?

– Вам – верю, – улыбнулась я. Было отчего-то очень приятно произнести эти слова.

– Отлично. – Он слегка подтолкнул меня локтем. – В чем, в чем, а в еде я разбираюсь, женщина!

Он заказал соленую треску и аки – национальное ямайское блюдо, пояснил он мне, – а также плоды хлебного дерева и жареные овощные бананы.

– Плоды хлебного дерева? – переспросила я, когда официантка отошла принести нам «Ред страйпс».

– Это фрукт, – с улыбкой пояснил он, – который на ощупь и на вкус похож на хлеб. На Ямайке его жарят целиком, а потом режут. Хорошо идет к аки и треске.

– Мне уже страшно спрашивать, что такое аки.

Он ухмыльнулся во весь рот.

– Аки – такой придурочный фрукт, пока растет, он больше всего смахивает на желтые клешни краба. Но когда его сварят в кипятке, становится похож на омлет. На Ямайке его подают с соленой треской, овощами и специями. Непривычно, однако попробовать стоит.

– Фрукт со вкусом хлеба, – задумчиво повторила я, – и фрукт, похожий на омлет. А что, нормально.

Он расхохотался:

– Вы же обещали довериться мне!

Вернулась официантка с «Ред страйпс», и к тому времени, как прибыло основное блюдо, мы уже болтали и смеялись, как старые друзья. Что-то в Эндрю напоминало мне Патрика, хотя между ними мало общего. Очень трудно их сравнивать, но дело в этом странном ощущении, что с Эндрю я могу быть собой. Если и ляпну что-то глупое, он ответит такой же чепухой, и мне не придется краснеть. И он вовсе не старается предстать идеальным.

А вот и еда. Как и предупреждал Эндрю, на вид похоже на омлет с помидорами, перцами и луком. Я набрала немного на вилку, попробовала. Нос невольно сморщился от непривычных вкусовых сочетаний: очень солено, сильно отдает рыбой.

– Не понравилось? – огорчился Эндрю.

– Ничего так. – Я еще раз попробовала. – Если честно, я к такому не была готова, но это вкусно.

Он успокоился.

– А плод хлебного дерева?

Я откусила кусочек, кивнула одобрительно:

– Точно, вкус хлеба. Но хорошего хлеба.

– Так что, одобряете? – На все сто, Хенсон.

Он вскинул кулаки.