Жизнь Ленро Авельца

Мерзлота отступила, климат Сибири стал мягким и благоприятным, и новые города росли как на дрожжах, а дети московской элиты уезжали туда как на фронтир: строить заводы и добывать полезные ископаемые. После катастрофы в Китае жители его северных районов мигрировали в Забайкалье и Сибирь. Киплингу бы понравилось: с мест сошли Запад и Восток, и встретились, и родили детей.

Москва относилась к Новокузнецку или Нововладимиру как метрополия к своим колониям. В колониях строили школы, больницы и фабрики, молодёжь бежала на европейский запад за образованием и достойной жизнью, а из Москвы на восток ехали стяжатели денег, карьеры или даже славы. Не забывайте, всю дальневосточную границу требовалось охранять от банд, промышлявших теперь по Китаю и Монголии.

Как выразитель интересов Организации, я занимался иностранными инвестициями в освоение Сибири и лоббировал максимальное участие Армии Земли в охране границ, сбивал тарифы и добывал преференции для ТНК, вкладывавших в Организацию деньги. Об этом не принято говорить, но бюджет Организации тогда раздулся до такой степени, что даже максимальные годовые взносы (которых не было) всех стран-участников не могли покрыть больше трёх кварталов. Избавившись от военной нагрузки, страны Северного альянса неожиданно (в первую очередь для генсека) отказались выделять средства на Армию Земли в былом объёме.

Это и породило пагубную, как считают некоторые, связь Организации с ТНК, плоды которой мы пожинаем сегодня. Лично я не думаю, что зависимость от ТНК принципиально хуже зависимости от старых государств, но одно зло не оправдывает другое. Хотя разница есть: драконов прошлого мы изучили и знали их слабые места, а вот кракены современности тогда только начали показываться над водой.

11. Русские боги

К Русской Неоортодоксальной Церкви я никогда не относился серьёзно.

О так называемом «Религиозном пробуждении», с которым теперь в массовом сознании увязан Шанхай, переворот Санита в США и восстание «Регионов», ещё мало кто думал. Усиление Организации воскрешало реакционеров – но мы ждали удара от традиционных противников, дорогих и любимых антиглобалистов, и с трудом могли представить атаку призраков из такой древности. Наверное, профессиональная деформация – с ходу не вспомню ни одного искренне верующего выпускника Аббертона.

Духовные стороны религии или богоискательство нас не интересовали: неоклассическое образование избавляет от предрассудков. Мы учили историю и теологию, мы понимали, какое значение имеет религиозное сознание и какой магией обладает сей джинн; в одном ошибались – думали, он давно упрятан в лампу.

Когда я летел в Москву, религии представлялись мне развлечением для любителей: в коридорах штаб-квартиры я не встречал людей, всерьёз обсуждавших догмат о Троице или учение об Ахура-Мазде. Израильтянам говорили «шабат шалом», но они – наш фронт в борьбе с Исламским Государством, и пусть верят хоть в Шиву, если им это поможет; мы с Уэллсом занимались ИГ, но никогда не рассматривали борьбу с государством-террористом как войну с исламом.

Поскольку в мои скромные обязанности не входило пророчествовать, проповедовать или просвещать, а идеологию в России запрещала конституция, мне было совершенно всё равно, во что верят местные.

Я думал, буду заниматься безопасностью, правовым регулированием, экономикой и прочей скукой. Я видел белокаменные соборы и трогательные церквушки, но думал, РНЦ превратилась в фикцию вроде англиканства. Тогда все кликушествовали о приходе фундаменталистов к власти в Америке, и по сравнению с США Россия была страной глубоко атеистической.

Верующих в стране было около 75 %, якобы неоортодоксов – всего 50 %, в том числе практикующих – не более 10 %. В Московской агломерации и того меньше – 5 %. Да, правящие центристы использовали религию в своей пропаганде, но я полагал, они делают это в силу традиции. Я никак не мог предположить, что РНЦ не только свободна от налогообложения, но и использует эту лазейку для своих коммерческих операций. Мне забыли сообщить, что выросшие в лоне РНЦ радикалы могут оказаться опаснее боевиков Исламского Государства – вторые хотя бы не угрожали по глупости разрушить всю архитектуру международной безопасности.

Позже сложилось мнение, что мой конфликт с РНЦ начался на заседании Парламентского комитета по образованию. Я приехал туда по делам, к образованию отношения не имеющим, – мне нужно было переговорить с вице-премьером по Дальнему Востоку. Я сидел там, слушал вполуха, ждал вице-премьера и воображал. Воображал, как следующим утром приземлюсь в Каннах, позавтракаю на Круазетт и отправлюсь в отчий дом, где вечером поужинаю с друзьями и хорошим вином по случаю своего тридцатилетия.