Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Сборщики утиля на реке обычно на завтрак берут себе фунт хлеба и пинту пива, когда могут себе это позволить. Они не ходят в кофейни, так как их туда не пускают, потому что они склонны воровать у посетителей кафе еду. Зачастую они не обедают, но, когда у них есть возможность, они берут себе на обед фунт хлеба и на один пенс сыра. Я никогда не видел, чтобы кто-то из них ужинал.

Мальчики, которые ночуют на улице, ложатся спать, когда стемнеет, и встают с рассветом. Иногда они покупают себе какую-нибудь одежду: куртку, шапку или брюки — в лавке старьевщика. Пару брюк они покупают за три или четыре пенса, старую куртку — за 2 пенса, а старую шапку — за полпенса или пенс. Когда у них есть деньги, они спят в ночлежке за 2 или 3 пенса за ночь.

За нами часто гоняется речная полиция и лодочники, так как известно, что собиратели утиля воруют. Когда подворачивается удобный случай, я, как и все остальные, беру то, что удается украсть.

Мы часто забираемся на борт угольных барж и сбрасываем в тину куски угля, а потом приходим и подбираем их. Мы также уносим куски веревок, или изделия из железа, или все то, что идет к нам в руки и что можно легко унести. Мы часто берем лодку, подплываем на ней к борту безлюдной баржи и крадем мелкие предметы вроде кусков парусины или разных железок, спускаемся с этой целью в каюты на баржах. Речная полиция Темзы часто наталкивается на нас и забирает наши мешки и корзины с их содержимым.

Сборщики речного утиля обычно хорошие пловцы. Когда барочник задерживает их на своей барже, плывущей по реке, он часто выбрасывает их в воду, и тогда они плывут на берег, снимают мокрую одежду и сушат ее. Их часто посреди реки хватает речная полиция на лодках и бросает за борт, и они плывут к берегу. За мной два раза гнался полицейский вельбот.

Однажды я проплыл по реке довольно большое расстояние, когда увидел рядом с собой две или три баржи, на которых не было людей. Я запрыгнул на борт одной из них и спустился в каюту, когда к барже подплыл полицейский вельбот. Я без одежды побежал под палубой баржи, закрыл все люки и закрепил запирающую скобу при помощи железного лома, который лежал рядом, чтобы полицейские не смогли попасть внутрь и взять меня. Они попытались открыть люк, но не смогли. Через полчаса я услышал, что вельбот отплыл. Бросив баржу, они поплыли к берегу, чтобы забрать мою одежду, но один человек на берегу уже унес ее, чтобы они не смогли ее найти. После того как я увидел, что они ушли на большое расстояние вверх по реке, я поплыл на берег и забрал свою одежду.

Однажды около трех часов дня я находился в Янгз-доке и увидел, как с борта корабля, который стоял в ремонте, упал вниз большой кусок меди. В тот же вечер, когда корабль выходил из доков, я снял одежду и нырнул на глубину несколько футов, схватил медный лист, вытащил его и уплыл с ним вместе вдоль борта корабля. Так как было темно, меня не заметили ни члены команды, ни те люди, которые открывают ворота дока. Я доставил лист на берег и продал его в тот же вечер скупщику судовых припасов.

Последние два года у меня появилась привычка воровать обрывки веревок, куски угля и другие вещи, но мои родители не знают об этом. Меня еще ни разу не судили ни за какое преступление.

У меня есть цель уйти в плавание по морю, как мои братья, как только я найду капитана, который возьмет меня на борт своего корабля. Мне это больше по душе, чем работать грузчиком угля на реке».

Скупщики краденого

Когда мы бросаем взгляд на количество обычных воров, рыскающих по столице, — тысячи людей изо дня в день живут попрошайничеством, проституцией и преступлениями, — мы, естественно, предполагаем обнаружить разветвленную сеть для сбыта украденных вещей. Этих скупщиков можно найти в различных слоях общества, начиная от содержателя жалких ночлежек и тряпичных лавок на Петтикоут-Лейн, Розмари-Лейн и в Спитлфилдзе на востоке столицы, а также на Дадли-стрит и Друри-Лейн в Вест-Энде и кончая владельцами ломбардов в Чипсайде, на Стрэнде и Флит-стрит и состоятельными евреями из Хаундсдитча и его окрестностей, чьи сундуки, как говорят, ломятся от золота.

Лавки старьевщиков

Мы идем вдоль Дадли-стрит неподалеку от Севн-Дайалз — это Петтикоут-Лейн Вест-Энда, — когда нашим взорам предстает любопытная сцена. Там мы находим не поселение евреев, как в Ист-Энде, а поселение ирландских лавочников, среди которых можно встретить нескольких кокни и евреев. Дадли-стрит — это известный центр торговли старой мужской и женской одеждой и поношенной обувью.

Мы проходим мимо нескольких магазинов без вывесок — кстати, это характерная особенность необычной улочки. Здесь на полках под окном выставлены обычно сильно поношенные башмаки и туфли, или же они стоят аккуратными рядами на тротуаре перед магазином. Мы видим, как средних лет или пожилой ирландец в кожаном фартуке или молодая ирландка чистят обувь у дверей лавки, приглашая покупателей зайти в их магазин.