Жизнь Льва Шестова том 1

Помню — в Гаспре[57], после выздоровления, прочитав книжку Льва Шестова «Добро и зло в учении Нитше и графа Толстого», Толстой сказал, в ответ на замечание А.П.Чехова, что «книга эта не нравится ему»:

А мне показалась забавной. Форсисто написано, а ничего, интересно. Я ведь люблю циников, если они искренние. Вот он говорит: «Истина — не нужна», и — верно: на что ему истина? Все равно — умрет.

И, видимо, заметив, что слова его не поняты, добавил, остро усмехаясь:

Если человек научился думать, — про что бы то ни думал, — он всегда думает о своей смерти. Так все философы. А — какие же истины, если будет смерть?

Далее он начал говорить, что истина едина для всех — любовь к Богу, но на эту тему говорил холодно и устало. А после завтрака, на террасе, снова взял книгу и, найдя место, где автор пишет: «Толстой, Достоевский, Нитше не могли жить без ответа на свои вопросы, и для них всякий ответ был лучше, чем ничего»[58], — засмеялся и сказал:

Вот какой смелый парикмахер, так прямо и пишет, что я обманул себя, значит, — и других обманул. Ведь это ясно выходит…

Сулер[59] спросил:

А почему — парикмахер?

Так, — задумчиво ответил он, — пришло в голову, модный он, шикарный — и вспомнился парикмахер из Москвы на свадьбе у дяди-мужика в деревне. Самые лучшие манеры и лянсье пляшет, отчего и презирает всех.

Этот разговор я воспроизвожу почти дословно, он очень памятен мне и даже был записан мною, как многое другое, поражавшее меня…

Но — далее, по поводу Шестова:

Нельзя, говорит, жить, глядя на страшные призраки[60], — он-то откуда знает, льзя или нельзя? Ведь если бы он знал, видел бы призраки, — пустяков не писал бы, а занялся бы серьезным, чем всю жизнь занимался Будда.

Заметили, что Шестов — еврей. Ну, едва ли, — недоверчиво сказал Лев Николаевич. — Нет, он не похож на еврея; неверующих евреев — не бывает, назовите хоть одного… нет! (Горький, стр.58, 59).

Беседуя с Фонданом об этих воспоминаниях Горького, Шестов заметил: «По-моему, Толстой прочел только первые главы, относящиеся к нему. Нитше его не интересовал. Иначе он бы не сказал: Шестов еврей, как же еврей может обойтись без Бога? — Ведь в заключении книги я же пишу: Нужно искать Бога!» (Фондан, стр.97). Беседа относится к 1935 г., по-видимому, Шестов не помнил, что мысли, на которые обратил внимание Толстой, взяты не из первых глав книги, а из последней.

Позже Шестов посвятил Л.Н.Толстому, к 80-летнему его юбилею, статью «Созидающий и разрушающий миры» («Русская Мысль», январь 1909).

Итак, Шестов приезжал в Ясную Поляну 2.03.1910. К сожалению, он не закрепил на бумаге подробностей своих бесед, но в разговорах с Ловцким и Адамовичем передал их содержание. Ловцкий пишет:

Он говорил, что Л.Н.Толстой был уже «весь в прошлом», грандиозный, мифический мудрец. Лев Исаакович попытался изложить ему учение Нитше и показать истинную картину мучительных переживаний немецкого мыслителя: за проповедью жестокости, за прославлением «сверхчеловека», за требованием героических подвигов… скрывался мучительный личный трагический опыт философа… Толстой, выслушав в передаче Шестова все это, сказал: «Да ведь это в высшей степени нравственно», — как будто мимо его ушей прошло, что здесь как раз ставится проблема о происхождении добра и зла… Но о трагическом опыте Нитше было бесполезно разговаривать с яснополянским отшельником. (Ловцкий, стр.36, 37).

Адамович пишет:

Мережковский и Лев Шестов не любили друг друга, а полемизировать начали еще в России, — из-за Толстого и его отношения к Наполеону. Книга Мережковского «Толстой и Достоевский» — о «тайновидце плоти» и «тайновидце духа» — прогремела в свое время на всю Россию. Шестов, уже в эмиграции, рассказывал:

Был я в Ясной Поляне и спрашиваю Льва Николаевича: что Вы думаете о книге Мережковского?

О какой книге Мережковского?

О Вас и о Достоевском.

Не знаю, не читал. Разве есть такая книга?

Как, Вы не прочли книги Мережковского?

Не знаю, право, может быть и читал, разное пишут, всего не запомнишь.

Толстой не притворялся, — убедительно добавлял Шестов. Вернувшись в Петербург, он доставил себе удовольствие: при первой же встрече рассказал Мережковскому о глубоком впечатлении, произведенном его книгой на Толстого. (Адамович. TableTalk. — «Новый Журнал», № 64, 1961).

Секретарь Толстого, Валентин Булгаков, отметил в своем дневнике от 2.03.1910:

Лев Николаевич сегодня слаб. После завтрака лег спать. Ходит в суконной черной поддевке, так как его знобит. После обеда приезжал из Москвы философ Лев Шестов и оставался до десяти часов вечера. Говорил он со Львом Николаевичем у него в кабинете, наедине с ним, очень долго, часа полтора.

Поговорили так, как можно только вдвоем, а третий был бы излишен, — привел после Лев Николаевич английскую пословицу. Однако особенного впечатления гость на него, по-видимому, не произвел.

У Шестова я тоже не заметил особенного удовольствия или душевного подъема после его разговора с Толстым.