Жизнь мальчишки

— Насколько я помню, не слишком часто. Я несколько раз исполняла ее на репетиции в церкви, чтобы размять руки. А дома я не очень много играю, поскольку уроков сейчас не даю. Не то чтобы мне этого не хотелось, просто Катарина, — мисс Голубая произнесла это имя с презрительной усмешкой, — вечно твердила, что я причиняю боль ее утонченному слуху. И кто бы это говорил — развратная похитительница мужчин!

Свет вдали продолжал брезжить. Нечто постепенно принимало форму, но впереди лежал еще долгий путь.

— Всюду эта Катарина! — внезапно выкрикнула мисс Голубая, ударив по клавишам с такой силой, что весь инструмент сотрясся. — Я всегда на цыпочках ходила перед всемогущей Катариной, только и делала, что плясала под ее дудку! А как я ненавидела и презирала все зеленое!

Мисс Голубая поднялась с места, тощая, кипящая от негодования.

— Я сейчас же вынесу из дома все зеленое и сожгу, пусть даже для этого придется спалить все до основания! Если я больше никогда не увижу ничего зеленого, то лягу в могилу с улыбкой на устах!

Жажда разрушения разгоралась в мисс Голубой с необычайной силой. Я понял, что не вынесу этого зрелища, и взялся за дверную ручку:

— Спасибо, что смогли уделить мне минутку, мисс Гласс.

— Вот именно — мисс Гласс! — выкрикнула она. — Одна-единственная мисс Гласс! И я горжусь этим, слышишь меня, Кори Маккенсон? Я горжусь этим!

Она схватила прощальное письмо, написанное на бледно-зеленой бумаге, и, стиснув зубы, принялась рвать его на мелкие клочки. Воспользовавшись благоприятной обстановкой, я выскочил вон. Но прежде чем за мной затворилась дверь, я услышал, как со звоном опрокинулся шкаф с безделушками. Мое предчувствие меня не обмануло: грохот от падения был просто ужасающим.

По дороге домой я попытался уложить в голове все фрагменты новых знаний. «Лоскутки одеяла», как сказала бы Леди. В моих руках оказалось немало таких лоскутков, но как сложить их вместе, чтобы получился правильный узор?

Убит человек, которого никто не знает.

На месте преступления найдено перо мертвого зеленого попугая.

Другой попугай, голубой, от звуков некой красивой мелодии сходит с ума и начинает ругаться по-немецки.

Доктор Лезандер — «сова», и он на дух не переносит молоко.

Кто еще знает?

Ханнафорд?

Если зеленый попугай сдох в лечебнице дока Лезандера, как его перо очутилось возле озера?

Что связывает между собой двух мертвых попугаев, убитого мужчину и доктора Лезандера?

Добравшись до дому, я первым делом побежал к телефону. Чувствуя, что необходимость добраться до истины пересиливает страх перед возможной трагедией, я набрал номер сестер Гласс. Мисс Голубая сняла трубку только после девятого гудка, когда я уже отчаялся дождаться ответа.

— Алло?

— Мисс Гласс, это снова я, Кори Маккенсон. Мне очень нужно задать вам еще один вопрос.

— Я больше не хочу ничего слышать об этой Бенедиктине Арнольд![36]

— О ком? Нет, я хочу спросить не о вашей сестре, а о попугае. Прежде чем умереть у доктора Лезандера, ваш попугай когда-нибудь болел?

— Да, оба наших попугая заболели в один и тот же день, и мы с Катариной отнесли их к доктору Лезандеру. На следующий день ее проклятая птица умерла.

В голосе мисс Голубой послышалось раздражение.

— Да в чем дело, Кори Маккенсон, можешь ты мне, наконец, сказать?

Свет, брезживший вдали, сделался немного ярче.

— Еще раз огромное спасибо, мисс Гласс, — поспешно протараторил я и повесил трубку.

Мама из кухни поинтересовалась, зачем это я звонил мисс Гласс. Я немедленно ответил, что собираюсь написать рассказ об учительнице музыки.

— Что ж, это будет чудесно, — кивнула мама.

Так я обнаружил, что профессия писателя позволяет с удобством манипулировать истиной по своему усмотрению. Надо только следить, чтобы это не стало пагубной привычкой.

Наконец я добрался до своей комнаты и там крепко призадумался. Размышления заняли немало времени, но несколько лоскутков одеяла я все-таки сумел пришить друг к другу.

Вот к какому выводу я пришел: в ночь убийства незнакомца, тогда, в марте, оба попугая находились в лечебнице у дока Лезандера. Зеленый попугай издох в ту же ночь, а голубой выжил, но приобрел привычку скверно ругаться по-немецки, стоило ему только заслышать «Прекрасного мечтателя». Миссис Лезандер играет на пианино, и ей знаком «Прекрасный мечтатель».

Если это так, можно ли допустить, что, когда мисс Гласс Голубая садилась за пианино и наигрывала эту мелодию, попугай вспоминал нечто услышанное им — то, что кто-то сказал или прокричал по-немецки, сопровождая свои слова руганью, в то время как миссис Лезандер исполняла на пианино ту же самую песню? Но для чего, скажите на милость, миссис Лезандер нужно было играть на пианино, когда рядом с ней кто-то кричал и ругался?

Да, решил я. Вот именно.

Меня вдруг озарило.

Миссис Лезандер специально играла на пианино «Прекрасного мечтателя», чтобы заглушить крики и ругань. Оба попугая находились с ней в одной комнате, сидели в своих клетках. Вместе с тем казалось маловероятным, чтобы кто-то кричал и ругался там, где играла пианистка, прямо рядом с ней.