Жизнь мальчишки

– Мы с друзьями вчера заночевали в лесу, – объяснил я. – Случилась одна неприятность, и я заблудился в темноте.

– Что за неприятность?

Я пожал плечами:

– За нами погнались какие-то люди.

– И ты думаешь, что я поверю тебе?

– Я говорю правду, клянусь.

– Значит, ты пришел сюда аж из самого Зефира? Должно быть, ты валишься с ног от усталости?

– Так оно и есть.

– Давай-ка отвернись, – приказала она. – И не смей оглядываться, до тех пор пока я не разрешу тебе. Понял?

– Хорошо, – кивнул я и повернулся к ней спиной.

Я слышал, как она выходила из воды, и мысленно представил себе ее всю, обнаженную с головы до ног. Тихо зашуршала одежда. Прошла минута-другая, и она сказала мне:

– Теперь можешь повернуться.

Когда я увидел ее снова, на ней была розовая футболка, джинсы и теннисные туфли.

– Как тебя зовут? – спросила она, откидывая волосы со лба.

– Кори Маккенсон.

– А меня Чили Уиллоу, – представилась она. – Ну что ж, пошли, Кори.

О, как чудесно было слышать свое имя из ее уст!

Я углубился по тропинке в лес вслед за девушкой. Чили была выше меня, ее походка сильно отличалась от манеры ходить, принятой у моих одноклассниц. Ей не меньше шестнадцати, решил я. Шагая за ней следом, я вдыхал ее запах, сравнимый разве что с ароматом росы на свежескошенной траве. Я старался идти за ней след в след. Если бы у меня был хвост, я бы вовсю им вилял.

– Я живу здесь недалеко, – сказала мне Чили.

– Ясно, – отозвался я.

У обочины пыльной дороги стояла крытая толем лачуга с курятником неподалеку. Посреди заросшего сорняками двора на блоках из шлакобетона стоял ржавый автомобильный кузов. Жилье выглядело даже более жалким и запущенным, чем тот притон, в котором мой дедушка Джейберд спустил в покер свою последнюю рубашку. Я уже обратил внимание на то, что ее джинсы были обтрепанными и залатанными, а на футболке светились дыры размером с десятицентовик. И вот я увидел ее дом, по сравнению с которым последняя брутонская лачуга выглядела дворцом.

Поднявшись на крыльцо, Чили отворила сетчатую дверь со скрипящими петлями и крикнула в темноту внутри:

– Мама? Смотри, кого я нашла в лесу!

Вслед за Чили я вошел в хижину. Внутри стоял запах сигаретного дыма и зелени с огорода. В кресле-качалке сидела женщина с вязаньем на коленях. Она подняла на меня васильковые глаза, такие же как у красавицы-дочери, только лицо у матери, с потемневшей от тяжкой работы на солнце кожей, покрывали морщины.

– Можешь выбросить его обратно, – отозвалась она.

Спицы снова замелькали в ее руках.

– Он заблудился, – объяснила Чили. – Говорит, что пришел из Зефира.

– Из Зефира? – переспросила женщина. Ее глаза снова обратились ко мне. На ней было голубое платье с вышитыми на груди желтыми узорами и резиновые шлепанцы. – Далековато же ты забрался, паренек.

Голос у женщины был низким и хриплым, словно солнце вместе с кожей высушило и ее легкие. На низеньком столике рядом с креслом-качалкой стояла пепельница, полная окурков, и в ней дымилась наполовину выкуренная сигарета.

– Да, мэм, – согласился я. – Мне очень надо позвонить своим родителям. Нельзя ли воспользоваться вашим телефоном?

– Здесь его нет, – ответила женщина. – У нас тут не Зефир.

– А, ясно. Тогда… не мог бы кто-нибудь отвезти меня домой?

Мать Чили взяла из пепельницы сигарету и, сделав глубокую затяжку, положила ее обратно. Когда она снова заговорила, из ее рта струйкой вился дым.

– На грузовике уехал Билл, но он должен вскоре вернуться.

Мне захотелось узнать, как быстро наступит это «вскоре», но спрашивать об этом выглядело невежливым.

– Можно мне выпить стакан воды? – обратился я к Чили.

– Само собой. И снимай-ка рубашку, она у тебя насквозь промокла. Снимай, не стесняйся.

Я прошел вслед за Чили в темную кухоньку, расстегнул пуговицы на рубашке и отлепил ее от тела.

– Ты весь исцарапался, – сказала мать Чили, снова выпуская изо рта сигаретный дым. – Достань-ка йод, Чили, и подлечи своего гостя.

– Хорошо, мама, – отозвалась Чили.

Повесив мокрую от пота рубашку на спинку стула, я замер, ожидая, когда наступит мгновение боли и блаженства.

Чили накачала насосом воду, которая булькала и плескалась во все стороны. Я отпил из кружки с Фредом Флинтстоуном[17] на боку и обнаружил, что вода теплая и имеет коричневатый оттенок. Вкус у нее был какой-то затхлый. Потом лицо Чили Уиллоу оказалось рядом, сладость ее дыхания напоминала аромат роз. В руках она держала ватный тампончик и пузырек с йодом.

– Будет немножко больно, – предупредила она.

– Ничего, этот стерпит, – отозвалась из своей качалки ее мать.

Чили принялась за работу. Боль оказалась острой, потом стала еще сильнее. Я морщился и старался дышать глубже. Боль все усиливалась, а я глядел на лицо Чили. Ее волосы высохли и падали на плечи золотистыми волнами. Она опустилась на колени, красновато-коричневая ватка в ее пальцах оставляла следы того же цвета на моей коже. Мое сердце забилось чаще. Ее светло-голубые глаза встретились с моими, и она улыбнулась мне.

– А ты молодец, – проговорила она.

Я улыбнулся ей в ответ, хотя от боли готов был заплакать.

– Сколько тебе лет, мальчик? – поинтересовалась мать Чили.