– Двенадцать, – ответил я и снова прибег к невинной лжи: – На самом деле мне уже почти тринадцать.
Говоря это, я не сводил глаз с лица Чили.
– А тебе сколько? – спросил я ее.
– Мне? О, я уже почтенная леди. Мне шестнадцать.
– Ты еще учишься в школе?
– Один год отучилась, – ответила она. – Мне этого хватило.
– Ты не ходишь в школу? – Меня потрясло такое известие. – Вот это да!
– Ее школа еще не окончена, – подала голос мать Чили, не переставая вязать. – Школа тумаков, которые раздает жизнь; я ее тоже прошла.
– Ох, мама! – вздохнула Чили.
Сорвавшись с ее губок в форме лука Купидона, эти два слова прозвучали для меня как музыка.
Я позабыл о боли. Для такого мужчины, как я, боль была просто ничем. Я выдержу все, что угодно, – правильно сказала мама Чили. Я окинул взглядом полутемную комнату, обставленную старой обшарпанной мебелью, а потом вновь посмотрел на Чили и словно увидел солнце после долгой ночной бури. Йод безжалостно жег, но прикосновения рук Чили были легки и нежны. Я подумал, что, должно быть, нравлюсь ей, иначе она не стала бы обращаться со мной так заботливо. Я видел ее совсем голой. До этого мне никогда не приходилось видеть обнаженных женщин, если не считать мамы. Я познакомился с Чили совсем недавно, но что значит время, когда говорит сердце? Сейчас мое сердце говорило с Чили Уиллоу, которая смазывала мне царапины йодом и улыбалась. Мое сердце говорило ей: «Если бы ты была моей подружкой, я бы подарил тебе сотню светляков в банке из зеленого стекла, чтобы ты не сбилась в темноте с пути. Я бы подарил тебе луг, весь в полевых цветах, среди которых не было бы двух одинаковых. Я бы отдал тебе свой велосипед с золотым глазом в фаре, чтобы он защищал тебя. Я бы написал для тебя рассказ, в котором ты стала бы принцессой и жила в замке из белого мрамора. Если бы я знал, что нравлюсь тебе, я бы подарил тебе волшебство. Только скажи, что я тебе небезразличен.
Только скажи…»
- А ты храбрый парень, – сказала мне Чили.
Где-то в дальнем углу хижины заплакал ребенок.
– О господи, – вздохнула мама Чили, откладывая вязанье. – Бубба проснулся.
Она встала и, шлепая своими резиновыми тапками по растресканному дощатому полу, направилась туда, откуда доносился плач.
– Сейчас я его покормлю, – сказала Чили.
– Ничего, не отвлекайся, я сделаю это сама. Билл скоро вернется, и на твоем месте я бы надела колечко – ты же знаешь, как он бесится, когда ты его снимаешь.
– Да, знаю, – вздохнула Чили.
Ее глаза потемнели. Она приложила ватку к последней моей царапине и закупорила пузырек с йодом:
– Все, дело сделано.
Мать Чили вышла к нам, держа на руках младенца, которому, как видно, не было еще и года. Я остался стоять посреди комнаты, а Чили поднялась с колен и прошла на кухню. Когда она вернулась, на среднем пальце ее левой руки появилось тоненькое золотое колечко. Чили взяла у матери ребенка и стала его укачивать, что-то напевая вполголоса.
– Ужасный плакса, – сказала мать Чили. – Истинное наказание.
Подойдя к окну, она чуть отодвинула легкую занавеску:
– А вот и Билл. Он подкинет тебя до дома, паренек.
Я услышал, как во дворе прогромыхал грузовик, подъехавший чуть ли не к самому крыльцу. Дверца открылась и с шумом захлопнулась. Вошел Билл, высокий и стройный, с коротко остриженными волосами, карими глазами с тяжелыми веками, лет восемнадцати на вид. На Билле были грязные джинсы и голубая рубашка с пятном машинного масла на груди. Он жевал спичку.
– А это кто такой? – первым делом поинтересовался он.
– Паренька нужно подвезти в Зефир, – ответила Биллу мать Чили. – Он заблудился в лесу.
– Обратно в Зефир я ни за что не потащусь! – отрезал Билл, смерив меня сердитым взглядом. – Чуть не изжарился в этом чертовом грузовике!
– Где ты был? – спросила Билла Чили, укачивая ребенка.
– Чинил мотор у старика Уолша. И если вы думаете, что это было плевое дело, лучше не злите меня.
Бросив взгляд на Чили, Билл прошествовал на кухню. Я заметил, что он смотрел словно сквозь нее, как будто ее и не было здесь вовсе. Глаза Чили угасли и наполнились тоской.
– Деньги-то хоть привез? – окликнула Билла мать Чили.
– Конечно. Вы что, совсем за идиота меня держите? Думаете, я буду задарма работать?
– Нужно свежее молоко для Буббы! – подала голос Чили.
Я услышал, как полилась илистая вода, закачиваемая насосом.
– Черт! – ругнулся Билл.
– Так ты отвезешь паренька в Зефир или нет? – снова спросила мать Чили.
– Нет, – ответил Билл.
– Подержи-ка. – Чили встала, передавая ребенка матери. – Тогда я сама отвезу его.
– Черта с два! – Билл вошел в комнату, держа в руке кружку с изображением еще одного Флинтстоуна, в которой плескалась коричневатая вода. – Ты не можешь никуда ехать, потому что у тебя нет водительских прав!
– Я же тебе сказала, что должна…
– Не твоя забота – развозить пацанов по домам, – оборвал ее Билл. Он снова смотрел на Чили, словно не видя ее. – Твое место в доме. Объясните ей, миссис Перселл.
– Я не пою под чужую дудку, – ответила мать Чили.
Отстранив ребенка, которого протянула ей дочь, она снова опустилась в кресло-качалку и, закурив новую сигарету, взялась за вязанье.