Жизнь на гранях миров

«Так и будет теперь?! – почти с отчаянием подумала она. – Куда ни посмотрю, везде – его образ!»

Девушка взяла ногу Юсан-Аминах и начала лёгкими движениями массировать. «Это было мучительно, – подумалось ей, – идти по камням, но я шла рядом с ним. А теперь лежу в роскошной комнате – одна! Нет, не могу не думать, не могу быть так долго вдали от него. Если он не появится и сегодня, я отправляюсь в город: он может игнорировать меня, но не Ласоро. И уж, наверное, там он появится гораздо раньше, чем здесь…»

Ласоро писал письма, когда услышал звук особой трубы: так стража на городских воротах приветствовала императрицу. Он тут же оставил дела и поспешил к главному входу. Не прошло и нескольких минут, как караван, окруженный внушительной охраной, остановился под окнами дворца.

– Мама! – только и сказал юноша, протягивая руки и помогая матери спуститься. – Ты жива!

– Лишь благодаря ему, – отвечала Юсан-Аминах. – Кстати, он не появлялся?

– Пока нет. Но чувствую: скоро появится.

– Надеюсь.

Сын проводил Юсан-Аминах в покои и ещё раз крепко обнял:

– Гастан уехал, собирает полки. Мы должны уничтожить этот город.

– Поступай, как считаешь необходимым. Я даже думать об этом не хочу.

Ласоро слегка покосился на слуг и перевёл взгляд на мать. «Я люблю тебя, мама!» – сказали его глаза. Она улыбнулась и шепнула:

– Когда он появится, дай мне знать!

– Непременно!

Пространство наполнено звуками. Это не грохот и не шумы, это – обрывки музыки. Лёгкие, сказочные тона, фрагменты фраз, тихие переливы печальных волнующих нот. Эта музыка едва слышна, но иногда она накатывает волнами, будто пытается догнать, и тогда я ощущаю её материальность, как если бы ноты были наполнены светом. Он согревает меня. А потому я парю очень спокойно, зная, что холод – лишь в физическом мире, там, где формы грубы и остры. Здесь же тепло, безопасно, ничто не может убить. Ты уже растворен, а сознание – нерастворимо. Музыка льётся тихо и плавно; я лечу, убаюканный ею, в безмятежно-бездонную высь…

– Ну, наконец-то! – поднялся Ласоро навстречу входящему Игорю. – Мама…

– Она здесь?

– Давно, и ждёт не дождётся тебя.

– Схожу к ней, но позже. А пока – что вы с Гастаном решили?

– Ты о разбойничьем городе?

– Да.

– Гастан готов сравнять его с землёй, он привёл восемь полков и только ждёт разрешения.

– Ну, а ты?

– А я намерен выслушать тебя, – Ласоро улыбнулся.

– Отлично. Мой план очень прост.

Игорь разложил наброски и не спеша, останавливаясь на каждой детали, посвятил императора в суть идеи.

– Мне нравится, – ответил Ласоро. – Масштабно, объёмно и решает множество проблем.

– Самое главное – в этом регионе у тебя будет мир, и надолго. Это обеспечит безопасность караванных путей, а значит, наладит торговлю, и со временем неподалёку от скалистых озер вырастет огромный город. А что советуют твои сановники?

– Разные мысли: от рабства для всех оставшихся в живых до полного уничтожения всего, что дышит и движется.

– Дикарские методы.

– Игорь, методы действенные, ведь они, в первую очередь, думают о безопасности.

– Нельзя убивать детей! На подобной жестокости империи не построишь, и ты, как правитель, должен беспокоиться не только о добрых, но и о злых.

– Где-то я это читал: о солнце, которое всходит и над добрыми, и над злыми.

– Евангелие. Когда ты успел?

– Пока ты был на работе.

– Но ты согласен?

– Конечно, согласен. Я пролью свою милость, как дождь, на тех и на других.

– Молодец.

В этот момент дверь распахнулась, и Юсан-Аминах, в светлом утреннем платье, лёгкой походкой вошла в кабинет.

– Я помешала, конечно, – сказала с улыбкой.

И устремила взор на Игоря. Она шла прямо к нему, и врачу на миг показалось, что сейчас не выдержит и обнимет его. Но она лишь протянула обе руки, которые он ласково пожал.

– Мира и света, Юсан-Аминах!

– Мира и света! Вы отлучались надолго, и я волновалась.

– Не так уж и долго, меня не было всего несколько дней.

«И каждый из них показался мне вечностью…» Она не произнесла этих слов вслух, но Игорь всё понял. Понял – и отступил, будто говоря: «Я возвращаюсь на ту ступень, на которой стоял: вашего почтительного и преданного друга. И не больше…»

Ласоро стоял у окна и с чуткостью сына следил за тем, как меняется лицо матери. Лучше, чем кто-либо другой, знающий её нежный и мягкий характер, он понимал, что в эту минуту и нежность, и мягкость имели особую причину…

Наконец, Юсан-Аминах обернулась. Заметив взгляд сына, немного смутилась.

– Мама, – тут же нашёлся Ласоро, – мы говорили о городе в пустыне, но если ты не хочешь слушать, то мы помолчим.

– Ты прав, не хочу. Я зашла на минуту, напомнить, чтобы вы оба не забыли об обеде.

Ласоро спрятал улыбку: разумеется, она шла лишь за этим… А Игорь учтиво склонил голову:

– Если мне дадут кусочек мяса, то я, пожалуй, брошу свои дела.

– Вы могли бы сказать и раньше, что любите мясо, – засмеялась Юсан-Аминах, – а не ждать, когда мы оба попадём к дикарям.

И, сияя от счастья, которое не могла, да и не хотела скрывать, направилась к двери.

– Так я получу свою котлету? – улыбаясь, спросил врач.

Она весело обернулась:

– Разумеется, и не одну!