Жизнь на гранях миров

Дверь тихо, без стука, открылась. «Мама!» Он наблюдает, как мать идёт к нему через всю комнату: безупречная осанка, рука легко поддерживает платье, лицо утончённо и немного бледно, но глаза! Синие, яркие, и в них нет ничего королевского: это глаза самой нежной женщины в мире, глаза его матери. Ласоро знает, что очень похож на неё: придворные едва ли не каждый день говорят ему об этом, но сможет ли он когда-нибудь держаться вот так, со спокойной, величественной простотой?

Она наклоняется, приподнимает прядь со лба сына и внимательно смотрит на шов:

– Уже лучше.

– Конечно, со вчерашнего дня прошли сутки! – смеётся принц. – Всё зажило!

Они улыбаются друг другу, и Юсан-Аминах присаживается в кресло, стоящее подле кровати.

– Мира и света, мама.

– Мира и света, сынок.

– А почему ты одна?

– Слуги остались за дверью.

Она любуется тем, как сын замер с карандашом в руках, затем переводит взгляд на рисунки, разбросанные поверх одеяла, и не спрашивает, а словно утверждает:

– Ты опять рисуешь его.

Юсан-Аминах берёт один из портретов и пристально всматривается в изображенное на нём лицо. Высокий лоб, слегка прикрытый чёрными волосами, умный, глубокий взгляд. Рот твёрдый, но не жёсткий, – чувствуется, что человек добр. Но самое главное – свобода!

– В нём есть свобода, – говорит она вслух. – Кажется, будто он парит над землёй.

– Правда? – заинтересовался принц, взял рисунок, вгляделся. – А я думал, почему он так нравится мне?

– Ты будешь рисовать его, пока не найдёшь?

Юноша вскинул глаза:

– Уже нашёл!

Она слегка изумилась:

– Когда же?!

– Вчера. Это он зашивал, – сын указал на шов.

– Тот врач, что помог тебе?

– Да.

– Но вчера ты не сказал мне ни слова…

– Вокруг было много людей.

– Ты уверен, что это – он?

– Абсолютно, мама. Сначала я встретил его на дорожке у прудов и не узнал, – в тот момент у него было другое лицо, немного растерянное. Я подумал, что он потерял свой халат, и предложил ему свою одежду, но потом, когда я упал в воду и он помогал мне, то поразился его голосу. Ты знаешь, голос нельзя передать на рисунке, но я так хорошо знаю этот особенный тембр! Я слышал его тысячу раз здесь, – принц коснулся своей головы.

– Какой у него голос? – спросила мать.

– Мягкий. И твёрдый. Непостижимый! Как у отца. В нём воля и сила. Его невозможно ослушаться.

Юсан-Аминах пристально следила за сыном:

– И поэтому ты захотел, чтобы он стал твоим личным врачом?

– Не только. Он прекрасный врач, и это сразу понятно. Ты бы видела, как он меня зашивал: спокойно, без суеты, и мне ничуть не было больно! А наш лейб–медик тут же вцепился в него, как клещ: «Где вы учились? Откуда приехали?»

Они посмеялись.

– И откуда же? – наконец, спросила мать.

– Мы пока не касались этой темы. Знаешь, невежливо в первый же день задавать слишком много вопросов.

– А он согласился сразу?

– Не сразу. Сначала мы поговорили. Немного, час или два, – принц улыбнулся. – Мы подружились. С ним очень легко, впрочем, как я и ожидал. И ещё: я почувствовал что-то… близкое, родное. И знаешь, мне показалось, что я ему тоже понравился.

Мать рассмеялась.

– Ты не можешь не нравиться! – и потянулась, чтобы погладить Ласоро.

Но сын резко отпрянул:

– Мама!

«Дети вырастают – и не хотят наших ласк, – с оттенком легчайшей грусти подумала Юсан-Аминах. – В их стремлении казаться старше нежность становится ненужной обузой».

Принц размышлял о чём-то, затем поднял голову:

– Мама, ты можешь приказать, чтобы ему приготовили комнату, хорошую, удобную, недалеко от моих покоев? Чтобы я всегда мог позвать его?

– Конечно.

– Но это должна быть не комната слуги, ты понимаешь?

Она смотрела внимательно:

– Чем обладает этот человек, что ты так доверяешь ему?

Сын опять потянулся к рисункам:

– Не знаю. Но ты права: доверяю. Я так давно его ждал, а теперь знаю точно: нас многое объединит.

Мать встала.

– Ты никогда не ошибался в людях, – сказала она. – Даже когда был ребёнком, прекрасно чувствовал, что за человек перед тобою. Помнишь, когда прибыл посол из…

– Васаны.

– Да, из Васаны, и хотел погладить тебя по голове…

– Я укусил его! Помню.

– Сколько неприятностей потом принёс нам этот милый, на первый взгляд, человек! Только тебя он не смог обмануть, – она улыбнулась. – Мира и света, сынок.

– Мира и света, мама!

Выйдя в коридор, Юсан-Аминах тут же распорядилась о комнате для врача, велела обставить её с тщанием и роскошью, а затем, немного подумав, добавила несколько слов. Доверенный императрицы склонился, скрывая улыбку:

– Конечно, я позабочусь, чтобы она была мила и привлекательна.

– И не особенно болтлива, – прибавила мать императора.

Выпрямилась, приподняла край платья; теперь можно продолжить путь: у неё ещё два сына, и обоим нужно пожелать «мира и света».